Прислуга

Дома прикладываю к подбитому глазу кубик льда. Детей еще нет, Лерой спит. Не представляю, что мне делать со всем этим — с Лероем, с мисс Хилли. И вовсе не потому, что с утра мне съездил по уху голый белый мужик. Сижу и тупо смотрю на пожелтевшие засаленные стены. И почему я их никогда не помою?

— Минни Джексон. Ты что, слишком хороша для того, чтобы подбросить домой старую Эйбилин?

Со вздохом поворачиваю к ней израненную башку.

— О… — только и выдыхает она.

Отворачиваюсь к стене.

— Эйбилин, — слышу свой собственный вздох, — ты не поверишь…

— Пошли-ка, сварю тебе кофейку.

Перед тем как выйти из дома, отлепляю пластырь и сую его в карман вместе с пакетиком льда. Для здешнего народа подбитый глаз не требует комментариев. Но у меня хорошие дети, машина с целыми покрышками, холодильник с морозильной камерой. Я горжусь своей семьей, и стыд гораздо хуже, чем боль.

Эйбилин ведет меня задними дворами и огородами, избегая улиц и любопытных взглядов. Хорошо, что она меня понимает.

В своей маленькой кухне Эйбилин ставит на огонь кофейник для меня и чайник — для себя.

— Ну, и что ты намерена с этим делать?

Она имеет в виду синяки. Речь не идет о том, чтобы уйти от Лероя. Многие черные мужики бросают семьи как ненужный хлам, но чернокожие женщины так не поступают. Мы должны думать о детях.

— Хотела переехать к сестре. Но детей не могу взять с собой, у них школа.

— Ничего страшного не случится, если пропустят несколько дней. Ты должна защищать себя.

Прикрепляю пластырь на место, прижимаю лед, чтоб к вечеру, когда дети меня увидят, было уже не так заметно.

— Опять сказала мисс Селии, что поскользнулась в ванной?

— Ага, но она и так обо всем догадалась.

— Да ну. И что же она сказала?

— Вот что она сделала. — И рассказываю Эйбилин, как мисс Селия сегодня утром колотила кочергой голого белого мужика.

— Будь этот парень черным, его бы пристрелили на месте. Полицию подняли бы по тревоге в пятидесяти штатах, — замечает Эйбилин.

— Такая вся из себя цыпочка на шпильках — и чуть не убила его.

— Как, говоришь, он сказал? — хохочет Эйбилин.

— Сосиску в булочку. Чокнутый придурок. — Приходится сдерживаться, чтоб не засмеяться, а то опять рана на брови разойдется.

— Господи, Минни, вечно ты влипаешь в истории.

— Как такое может быть — она лихо защищается от сумасшедшего маньяка, но бегает за мисс Хилли, нарываясь на оскорбления? — Но если по правде, то меньше всего меня сейчас волнуют чувства мисс Селии. Просто кому же не захочется обсудить чужие неприятности, когда твоя жизнь вся наперекосяк.

— Тебя это, по-моему, беспокоит, — улыбается Эйбилин.

— Она просто их не замечает. Границ. Ни между собой и мной, ни между ней и Хилли.

Эйбилин молча пьет чай. Наконец я не выдерживаю:

— Ну что ты притихла? Я же знаю, у тебя есть мнение на этот счет.

— Ты обвинишь меня в пустом философствовании.

— Валяй, я не боюсь философов.

— Это точно.

— Ну так что?

— Ты говоришь о том, чего не существует.

Я качаю головой:

— Они не только существуют, эти границы, но ты не хуже меня знаешь, где именно они проходят.

— Я тоже так думала. А теперь в это не верю. Границы у нас в головах. А люди вроде мисс Хилли всегда пытаются заставить нас поверить, что они есть на самом деле. Но их нет.

— Я знаю, что они есть, потому что тебя накажут за их нарушение. Меня уж точно.

— Многие считают, что спорить со своим мужем означает перейти границу дозволенного. И оправдывают побои. Ты веришь в такую границу?

Остается только хмуро уставиться в стол:

— Ты же знаешь, речь совсем не про такие границы.

— Потому что такая граница только в голове у Лероя. Границ между белыми и черными тоже нет. Это просто выдумали, давным-давно. Это имеет значение только для всякого белого отребья и дамочек «из общества».

Ну, если вспомнить, как мисс Селия выскочила с кочергой наперевес, когда вполне могла отсидеться за дверью… не знаю. Я запуталась. Хочу, чтоб мисс Селия поняла, какова на самом деле эта мисс Хилли. Но как растолкуешь такой дурочке?

— То есть ты хочешь сказать, что между прислугой и хозяевами тоже нет границы?

— Это просто позиции, как на шахматной доске. Кто на кого работает — не имеет значения.

— Значит, я не перейду грань, если расскажу мисс Селии правду, что она недостаточно хороша для мисс Хилли? — Я изо всех сил пытаюсь уразуметь, но, видать, удары по голове подействовали на мозг. — Погоди, но если я скажу, что они с мисс Хилли не одного поля ягода, так получится, что я эти самые границы провожу?

Эйбилин смеется, похлопывает меня по руке:

— Я просто хотела сказать, что доброта не знает границ.

— Уф-ф… — Прикладываю опять лед к голове. — Ну может, я и попробую ей сказать. Пока она не отправилась на Праздник и не выставила себя большой розовой дурой.

— В этом году тоже не пойдешь?

— Если мисс Хилли собирается повторить мисс Селии свое вранье насчет меня, я бы, конечно, хотела оказаться поблизости. Да и Шуге хочет подзаработать деньжат к Рождеству. Ей неплохо бы начать учиться обслуживать вечеринки.