Оставить чёртову Базу нацистов в полное распоряжение этих с-сучек и этого козла, и спокойно сидеть у себя, в тепле и уюте (Ну, относительном!), и не рыпаться за пределы освоенного и обжитого пространства, во мрак, неизвестность, и лютый холод…
Но — приказ есть приказ!
Когда жалкие остатки отряда отошли на примерно пятьдесят шагов, Оранха скомандовала:
— Стой! Организуем ещё один огневой рубеж. Прямо здесь. Стрелять — только на поражение, и — только когда будете уверены, что попадёте! Меня бесит, когда патроны расходуют зря: увижу, кто промазал — по наряду вне очереди за каждый промах!
Оранха подумала, что, если честно — неудивительно, что её люди мажут. У неё и самой тряслись руки. И только чудом удавалось отдавать распоряжения так, чтоб голос не дрожал, и звучал отчётливо. Уж больно грозно и неотвратимо надвигались на них проклятые черви, похоже, привлечённые запахом крови, и останками убитых — неизвестно как! — отрядом беглянок, туш ледяных червей. Именно упорство и неумолимость приближающихся монстров больше всего пугала и вызывала уважение: вот ведь настырные, сволочи!
Тоннель снова наполнили грохот и дым. Тела червей снова задёргались. Однако в свете налобных прожекторов людей вовсе не было заметно, чтоб хоть какое-то тело или туша остановились окончательно, замерев в смертельной неподвижности. Нет, твари продолжали доказывать на деле свою колоссальную живучесть и неуязвимость!..
Но вот выстрелы стали звучать реже, и рядовые, одна за другой, вешали карабины за плечи. Оранха и сама понимала: по пять обойм на каждую — маловато.
Но это были последние патроны на складе Арсенала!!!
Все остальные нагло украли беглецы!
Удивительно ещё, как эти оставили — похоже, просто забыли про ящик, хранившийся на стеллаже, отдельно от остальных ящиков с патронами…
Василина подошла, отдала честь:
— Госпожа старший сержант! Патроны кончились. Какие будут приказания?
Оранхе жутко хотелось заорать на неё, нагрубить, а ещё лучше — треснуть как следует по нагло смеющейся роже! Но потом она поняла, посветив прямо сержанту в лицо, что лицо женщины искажает гримаса не смеха. А — дикого страха. Ужаса!
Собственно, она и сама… Ужасно боялась.
Эти черви, что вылезали и вылезали, прямо на глазах, из десятков отверстий в стенках тоннеля, разворачивались к ним передом, украшенным огромными зубастыми пастями, а затем и ринувшимися в атаку, её и саму напрягали. Это если сказать мягко.
И, что самое страшное — командир их подразделения, та, которой полагалось бы возглавлять их ряды, и распоряжаться — сама сбежала, поддавшись… Оранха не знала точно, на что всё-таки поддалась Магда, но предположить могла.
На мысль о необузданном и изощрённом сексе с
Собственно, кто бы на такое не клюнул?!
Оранха не слепая и не глухая: сплетни и разговоры о том, что хорошо бы наконец выпустить из изолятора этого кобеля, распределив очередь на него на месяцы и годы вперёд — было бы куда «эффективней» в плане «продления рода человеческого», слышала за этот год сотни раз… А те, кто видел, или хотя бы — слышал сплетни про то, как хорош в постели этот накачанный статный засранец, только что не облизывались! Собственно, она уж
Но — приказ Руководства! Держать мужчину взаперти! Без
И вот теперь эта дура набитая, эта чванливая и тупая коза, Глава Совета, привозит пятьдесят отборных сучек, как раз для этого с
«Справляйтесь сами. На то вы — и охрана!»
Когда черви приблизились снова на десять шагов, Оранха устало скомандовала:
— Внимание, отряд! Приказываю: отступать. Если преследование продолжится — заходим внутрь, и запираемся там!
Никаких возражений или комментариев со стороны её немногочисленных растерянных и сникших подчинённых не последовало. Понимают, стало быть.
Что — не мужчины они. И она. И не могут придумать как, а тем более — и справиться с неуязвимыми и многочисленными тварями. Словно нарочно созданными для того, чтоб осложнить им, или даже сделать невозможным, возвращение беглецов!
А самая противная мысль была всё же о том, что она должна будет сейчас доложить Главе Совета. О полной катастрофе в смысле выполнения Приказа…
А заодно и о том, что патроны кончились — все.
Жизель Бодхен выслушала доклад старшего сержанта сидя. И молча.
Но её упрямо сжатые губы говорили Оранхе о том, что мысль о преследовании не выветрилась из этой плохо причёсанной по причине подъёма среди ночи, головы. И буря ещё впереди.
Но пока Жизель переспросила:
— Вы, сержант, определённо видели там кровь и куски убитых