Пристально всматриваясь в бесконечность

– Господи, ему бы диссертацию писать по квантовой физике! – жалкие обрывки мыслей не оставляли попыток внести ясность в сумбурные эмоции фантомного профессора.

– Пустое это – физика ваша! – немного иронично и чуть-чуть грустно ответил конь. – Главное – свобода! Вот скажи мне, профессор, чего ты в жизни добился? Можешь не объяснять, тем более, что не получится толком. И так знаю – работал, мечтал, писал труды – а чем все кончилось? Идиотами-студентами, разваленной страной, победой капитала над трудовым элементом и сознательными пролетариями, денежными мешками о двух заплывших жиром глазках и на двух ногах? Вот, ты удовлетворен? Это ничего, что я на ты? Понимаешь, у нас так принято.

– Господи, мне он точно снится, это прямо не конь, а загробный дух Маркса какой-то! – пискнула очередная невесомая мысль и провалилась в никуда, так и не успев сформироваться в отчетливый мысленный образ.

– Вот что я тебе скажу, профессор. Вы – люди от науки все такие скучные. Формулы пишите, академиков выбираете, семинары всякие проводите. А результат – где результат-то? Вот что ты сделал, чего добился? Бомбы проектировал, ракеты, обороноспособность страны усиливал? А где твоя страна, профессор? «Сдал Горбачев твою родину американцам!», – это из «Брата-2», если что. Кстати, смотрел? Прикольно, да? Нет твоей страны и не будет уже никогда! И жизнь твоя уже почти закончилась! Ты что – с собой формулы на тот свет собрался забрать? Молчишь? Возразить-то нечего! То-то и оно. А хочешь, пойдем со мной? Я многому тебя могу научить. Ты увидишь такое, о чем даже представить не мог! Ты узнаешь все, что захочешь! Пойдешь? Там – свобода и там настоящее счастье! Ну, что тебя держит? Дети давно выросли, жена – сама по себе. Кстати, ты знаешь, что она тебе два раза изменяла – одни раз с художником, другой – с ее бывшим одноклассником на вечере-встрече 27 лет назад? Москвичка, что ты хочешь! Они без этого не могут! Эмансипе, столичная штучка! Ну что, пойдем, или тебя мой внешний вид смущает? Дескать, с конями не вожусь – болею за мясной Спартак! Шучу, шучу, вижу, что паровозы – это твое все! Кстати, ты любишь стихи?

Последние денькиПромчатся быстро.Уж сад

Не тот, что был весной.Уж листья опадают,ВьютсяСнежинки первые,И время уходить.Стучится в дверь.Тихонько, не спеша,

Обыденно и скучноПроходит жизнь моя.Уж виден светВ конце.Зачем страдал,Мечтал и думал?Зачем любил,

Зачем я жил?Все это был лишь сон,Что ненадолгоОчаровал меняСвоим сияньемСвоею чудной глубинойИ светом там, где света нет.

– Понравилось? Сам написал! Видишь, не только Маркса с Каутским и Бакуниным читали, много чего еще умеем! Давай так – пойдем со мной, а все остальное – пропади оно пропадом!

…

Да, вижу – не готов. Ну ладно, бывай здоров! Передавай привет профессору Тумнову, скоро с ним увижусь. Один раз в жизни я прихожу к каждому. Моя задача – позвать на свободу. Поэтому я такой умный. Слава богу, пришлось пообщаться с вашим братом – бронированными и железобетонными главными конструкторами. На танке даже как-то ездил, на Т-34. Интересный такой, помню, у меня собеседник был – со стальной фамилией. И звали как-то интересно, то ли Иосиф, то ли еще как. Начитанный, да. Знал много, и власть, вроде, была кой какая. Да толку-то? Гикнулся в итоге, как и все. Теперь отрабатывает где-то в Африке. Ох-хо, грехи моя тяжкие! Ну, пока!

Взгляд профессора прояснился. Он стоял рядом со своим письменным столом, одной рукой опираясь на его полированную поверхность. Колени дрожали. На лбу выступила испарина, костяшки пальцев побелели от напряжения.

Мысли вновь пробрели возможность внятно и настойчиво формировать свою картину мира.

– Померещилось, – подумал профессор. – Ну, надо же, какие иногда бывают видения! Он отодвинул кресло и тяжело сел. Вынул из нагрудного кармана платок и обмакнул им лоб. Перед глазами стоял странный двугорбый конь с рогом во лбу, который беззаботно бежал по садовой дорожке среди густой листвы и улыбался чему-то.

Вдруг внезапно из глаз профессора брызнули слезы, и ему нестерпимо захотелось быть там – рядом с ним, превратившись в такого же маленького двугорбого единорога, и так же спокойно и радостно бежать, потряхивая двумя горбами, и улыбаться неведомому безбрежному счастью.