Пристрелите загнанную лошадь

— Хочешь, я тебе кое-что покажу? — сказала и, не дожидаясь ответа, открыла платьевой шкаф и достала шубку из стриженой норки. — Узнаешь?

Лицо Кирилла вытянулось:

— Откуда?! — выдавил он. — Откуда у тебя шуба Беллы?!

— Счас, — скромно фыркнула я. — Моя. Подарок бывшего мужа.

— Но ведь…

— Да. Страшно дорого. Он на мне не экономил.

— Но…? — Кирилл обвел глазами затрапезную обстановку занюханной комнаты.

— Почему и как я оказалась здесь? — убирая в шкаф благородный мех, сказала я. Кирилл вытянул шею, заглянул внутрь гардероба и, увидев в нем еще кое-что из моих нарядов, только крякнул. — У моей матушки есть три любимые поговорки. И две звучат так: «Мы бедные, но гордые» и «Полюбите нас черненькими, беленькими нас всякий полюбит».

— Принято. А как звучит третья?

— «Благими намерениями вымощены тротуары ада».

— Не совсем близко к первоисточнику, — заметил Туполев.

— Зато маме нравиться, — отрезала я.

— Забавно, — тявкнул Туполев и положил ногу на ногу. — И как же все-таки ты оказалась здесь?

Я села на стул, скрестила руки на груди и только тогда ответила:

— Мой брак не был династическим. Он был полным, абсолютным мезальянсом. Но когда я поняла, что ошиблась, то ушла, что называется, в чем была. Мы бедные, но гордые.

— В норковой шубке? — лукаво прищурился Туполев.

— Шубку и остальные вещи потом привез Островский. У нас тоже был брачный договор и по нему я могла претендовать на большее, чем одежда, но я отказалась. Я могла бы отсудить у него часть квартиры, «выходное пособие» и так далее, но я предпочла не связываться.

— Почему?

— А с какой стати? «Ты мне испортил лучшие годы жизни»? — я пожала плечами. — Не катит. Мне было двадцать два года. И потом, за два года замужества я достаточно изучила своего мужа — он не из тех на кого можно давить. Ему легче и приятней оценить широкий жест — «мне от тебя ничего не надо». Он купил мне эту комнату в коммуналке на расселение и перевез гардероб. Думаю, чтобы не мозолила глаза знакомых китайским пуховиком. Знаешь, даже бывшая жена способна испортить имидж. Да и в повторный брак экс супруга скорее в норковой шубе влипнет, чем в пуховике.

— Про мужа и китайский пуховик, я понял, — кивнул Кирилл. — Но прости… по-моему ты вообще ничего не носишь из этого шкафа.

— Ношу. Но редко.

Туполев с интересом посмотрел на меня:

— Позволь спросить, почему? Ты странная девушка…

— Я не странная, я нормальная, — болтая шлепанцем на кончиках пальцев ноги, закинутой на колено, довольная собой, проговорила я. — Как ты представляешь себе девушку, пришедшую в ресторан в такой шубе и таком прикиде, но не способную оплатить свой коктейль? Сидит, понимаешь ли, этакая фифа и битый час дует бокал пива с сухарями? Нет, дорогой, подобная шуба предполагает, что девушка сама в состоянии оплатить свой коктейль. В противном случае — кто девушку ужинает, тот ее и танцует. А не с каждым танцевать захочется. Я пробовала.

— Что именно?

— Ходить с подругами по ресторанам. В дешевых забегаловках тошно, для дорогих карман не вырос. — Я могла бы еще сказать, что паршиво танцую и из-за этого не хожу на недорогие, но приличные дискотеки, но, естественно, промолчала. Мужчине возраста Кирилла больше понятна ситуация с норковой шубой и бокалом пива с сухарями.

— Как говорит твоя мама — мы бедные, но гордые? А ты гордая, на нормальную работу устроиться не пыталась? Я вижу у тебя учебники по экономике…

— Пыталась, — кивнула я. — Но оказалось, что с шефом тоже надо спать. Устроилась в ларек, думала временно, потом втянулась — график удобный, от дома близко, да и платят нормально.

— И это твой потолок?

— Я жду вакансию. Девчонка из группы сказала, что у них на фирме бухгалтер скоро в декретный отпуск уходит, меня возьмут на ее место.

— Дай бог, дай бог, — пробормотал Кирилл.

В коридоре раздались громкие крики, и у Кирилла испуганно заблестели глаза.

— Не переживай, — успокоила я, — это не Генрих Восьмой Борисов. Это наш Коновалов порядок наводит.

— Чего ж он так орет-то? — удивился гость.

— У Коновалова пунктик на запертых дверях, а троцкисты вечно забывают замок закрывать — то кто-то побежал на чердак белье развешивать, то на улицу к кагатам мусор выносить. Вот Мишаня и проверяет, боится, что злоумышленников в хоромы напустим.

— Зачем?

— Об этом знает только Коновалов. Но, поверь, у него есть все основания для беспокойства. Основания есть, друзей нет. Так как было два друга, и оба обманули — один жену увел, другой квартиру.

Я взяла поднос с грязной посудой и отправилась на кухню. Вроде бы мыть тарелки и снимать накипь страстей, бушующих вокруг незапертых дверей, на самом деле, мне было немножко стыдно. С какой это стати я вдруг расхвасталась? Да еще таким менторским тоном. Мехами начала трясти…

На кухне у забитой кастрюлями плиты объяснялись Тарас Сухомятко и нервный Коновалов. Оказывается, Татьяна отправилась трясти половики и не смогла запереть дверь с занятыми руками.

— А вы должны были ей помочь! — кипятился Коновалов.

— А это не твое дело! — полыхал Сухомятко. — У меня грыжа!