Его, как оказалось, так легко смутить, и я понимала, что в данный момент рядом со мной, на людях, для него это настоящее мучение. А я была готова использовать любую возможность — даже выставить себя дурочкой.
— Ладно, ежу понятно, что горячая йога — не твой конек.
— Абсолютно. Во всяком случае, я чувствую себя еще более напряженным и безжалостно облапанным, — пошутил он.
— Хорошо, позволь мне еще кое-что попробовать. Вдруг тебе поможет?
Он приподнял бровь, словно прочитал мои мысли.
— Ты собираешься окуривать мой дом дымом горящего шалфея, не так ли? Или по всем подоконникам разложишь свои амулеты?
— О, да, — кивнула я в ответ. — С помощью обрядов хиппи я собираюсь изгнать все дерьмо из твоего дома, а потом ты будешь помогать мне в саду.
Следующие несколько недель я провела на заднем дворе, обучая Грэма всем тонкостям садоводства. Мы посадили и фруктовые деревья, и овощи, и красивые цветы. Я высадила грядку подсолнухов — когда вырастут, они будут очень красиво смотреться. В одном из уголков сада стояла каменная скамья, идеально подходящая как для утренней медитации, так и для послеобеденного чтения. Я окружила ее восхитительными цветами, которые добавят газону ярких красок. Здесь и лилии, и котовник, и кореопсисы, и незабудки, и глориозы, и ромашки. Великолепное разноцветье: розовый, красный, желтый, голубой — в жизнь Грэма неплохо бы добавить красок.
Когда радионяня начала разряжаться, стоявший на коленях Грэм поднялся на ноги.
— Я схожу за ней.
Не прошло и нескольких минут, как я услышала голос Грэма, выкрикивающий мое имя.
— ЛЮСИЛЬ!!!
Я села на корточки, встревоженная настойчивым криком Грэма.
— ЛЮСИЛЬ!!! СКОРЕЕ!!!
Я вскочила на ноги. Сердце бешено заколотилось в груди. Перепачканная грязью и с криком: «Что случилось?», я бросилась в дом.
— В гостиную! Скорее! — крикнул он.
Я рванула туда, в ужасе от того, что мне, возможно, предстояло увидеть. С выпрыгивающим из горла сердцем я наконец-то добежала до места и тут же прижала ладони ко рту.
— О, Боже! — При виде Тэлон мои глаза наполнились слезами.
— Обалдеть, да? — сказал Грэм, улыбаясь дочери. Очень долго он всеми силами старался сдерживать улыбку, но в последнее время это перестало ему удаваться. Чем чаще улыбалась и смеялась Тэлон, тем больше открывалось сердце Грэма.
Сейчас он кормил Тэлон, держа ее на руках. Вернее, не он кормил ее, а она сама кормила себя, впервые самостоятельно держа в ручках бутылочку.
У меня от волнения чуть разрыв сердца не случился.
— Я кормил ее, а она обхватила бутылочку ладошками и стала держать ее сама, — сказал Грэм с горящими от гордости глазами.
Пока мы поздравляли Тэлон с этим достижением, она начала хихикать и плеваться молоком в лицо Грэму, заставляя и его, и меня смеяться. Взяв салфетку, я стерла молоко с его щеки.
— Она удивляет меня каждый день, — сказал он, с нежностью глядя на дочь. — Очень жаль, что Джейн… — Он запнулся — …что Лира всего этого не видит. Она даже не представляет, от чего отказалась.
Я кивнула, соглашаясь.
— Все это проходит мимо нее. Так печально.
— Каково это было? Расти вместе? — спросил Грэм.
Я была немного удивлена. За столько месяцев нашего довольно плотного общения он ни разу не задавал никаких вопросов о моей сестре.
Подсев к нему на диван, я пожала плечами.
— Мы часто переезжали. Наша мама не особо любила постоянство и была немного легкомысленной. Когда отец устал это терпеть, он ушел. Лира была старшей из нас, поэтому замечала больше, чем мы с Мари. А мне лично каждый день с мамой казался новым приключением. Отсутствие постоянного дома меня никогда не напрягало. Главное — мы были все вместе. А когда мы в чем-то нуждались, обязательно случалось какое-нибудь чудо. Но Лира так не считала. Она была очень похожа на отца: приземленная, практичная, реально смотрящая на вещи. Ей было ненавистно жить, не зная, где в следующий раз мы возьмем еду. Ей было ненавистно, что мама могла отдать наши последние гроши нуждающемуся другу. Она ненавидела нашу жизнь за отсутствие в ней стабильности. Поэтому, когда Лира поняла, что с нее хватит, что нет больше сил мириться с таким человеком, как наша мама, она сделала то же самое, что и наш отец, — ушла.
— Выходит, она всегда сбегала, — констатировал Грэм.
— Да, и, с одной стороны, мне хочется возненавидеть ее за то, какой отстраненной и далекой от нас она стала. Но, с другой стороны, я понимаю ее. Ей пришлось рано повзрослеть, и в каком-то смысле Лира не прогадала. Мама сама была в некотором смысле ребенком, и это значит, что нашим воспитанием особо никто не занимался. Лира чувствовала, что должна взять эту роль на себя и воспитывать даже собственную мать.
— Видимо, поэтому она никогда не хотела иметь детей, — сказал Грэм. — Свою родительскую роль она уже исполнила.
— Да. Конечно, это не извиняет ее поступков, но, по крайней мере, делает их понятнее.
— Думаю, когда я только познакомился с ней, то уже подозревал, что она сбежит. Кроме того, уверен, она обвинила бы меня в холодности, ведь я ни за что не стал бы просить ее остаться.
— Ты скучаешь по ней? — спросила я, понизив голос.