– Конечно, если вы согласитесь, – поспешно добавила мисс Мэтьюаурсейстик. – И… если соглашусь… я.
Мэри рассмеялась, оборвала себя.
– Простите, я не потому, что это смешно.
– Вы правы, это смешно, – компаньонка разочарованно вздохнула. – Какой хозяин позволит своим слугам амурные дела и какая старая дева решится лечь в брачную постель после сорока?
Мэри поднялась, прошлась по комнате – так всегда лучше думалось.
– А если есть хозяйка, которая будет рада счастью своих слуг, которая сделает хороший подарок на свадьбу и расскажет девственнице за сорок, какие сладкие ночи ждут ее в брачном ложе?
Мисс Мэтьюаурсейстик смотрела на Мэри расширившимися от страха глазами. Или в них был страх и отчаянное желание сдаться?
– Вы… – женщина запнулась.
– Я, – мягко сказала Мэри, присев перед ней на корточки взяв ее горячие руки в свои. – Вы достойны счастья, и если вы будете счастливы с Хоксом, я буду счастлива за вас двоих. Нет ничего постыдного в брачной постели, ничего страшного, нет ничего плохого в том, чтобы желать этого с мужем.
– Я не думаю, что смогу решиться, это все так… Я и Хокс… Ведь он такой… Я думаю, будет прилично, если я напишу ему письмо и…
Мэри посмотрела на часы на стенке – пять минут до встречи с графом, наверняка, уже вышагивает в холле.
– Мистер Элитон и Джо через три дня возвращаются в Лондон. Почему бы вам не поехать с ними? Три дня – достаточный срок, чтобы свыкнуться с мыслью о браке.
– Поехать? – Глаза женщины вспыхнули, как у девчонки. – Мне?
– У нас будет время, чтобы обсудить детали, – пообещала Мэри, поцеловав женщину в щеку, и выбежала из комнаты.
Михаэль встретил улыбкой, раскрытым зонтом и обещанием:
– Тебе понравится, сладкая.
Они сели в его карету, окна закрывало пеленой дождя, и догадаться, что затеяла граф, было крайне сложно. К тому же, отвлекали поцелуи. Но вот карета остановилась, лакей откинул подножку, граф вышел первым, раскрыл огромный зонт в полнеба, помог спуститься Мэри.
Она узнала этот дом, видела его глазами леди Элфорд, но сейчас БлэкбернХауз казался величественней и желанней. Он добродушно распахнул свои двери, и Мэри пронзила мелькнувшая мысль: это ее дом!
Она встретилась взглядом с графом.
– Михаэль, он… прекрасен. У меня такое чувство, будто…
– Он твой? – подсказал граф.
Она кивнула. Дворецкий помог графу снять плащ, а плащ Мэри Михаэль снял сам.
– Он станет твоим, когда мы поженимся, – он взял Мэри за руку, увлекая по длинной резной лестнице. Все в доме дышало роскошью и вкусом, и быть хозяйкой такого великолепия… Мэри посмотрела на графа. И такого великолепия в придачу… Ух, кто-то на облаках ее сильно любит!
Мэри споткнулась, услышав голос Джеда.
Граф бросил на Мэри вопросительный взгляд, настороженно посмотрел по сторонам, нахмурился.
– Что случилось? – спросил, заведя в свою комнату и закрыв на замок дверь. – Ты бледнее моли.
– Раздумал жениться?
– Я задал вопрос.
Мэри обвела комнату равнодушным взглядом, словно не ей здесь жить вскорости, чуть задержалась на огромной кровати – губы дрогнули, румянец вернулся к щекам, но беспокойство в глазах не исчезло.
Михаэль приподнял ее подбородок.
– Я жду.
Она увернулась, нервно прошлась по белому ковру, не замечая, что оставляет следы от дождя, обернулась. Ее глаза лихорадочно блестели, губы притворно растягивались в беззаботной улыбке, руки предательски сжимали платье.
– Я имела неосторожность назвать тебя сумасшедшим сегодня…
– И не один раз.
– Но у тебя больше прав называть так меня.
– Вот как?
– Если ты задашь хоть один вопрос, пока буду рассказывать, если перебьешь, не уверена, что смогу собраться и продолжить.
Михаэль промолчал.
– Готов?
Пожал плечами.
– Начнем с главного. Я родилась в одна тысяча девятьсот восемьдесят третьем году…
Пока Мэри рассказывала, он чувствовал себя так, будто с него снимали скальп. Медленно, очень медленно, растягивая мучения, заставляя желать, чтобы все это кончилось и одновременно – оттягивать, хватаясь за соломинку вероятности.
Он слушал, не перебивая, запоминая каждое слово где-то на глубинном уровне, чтобы суметь ее удержать, чтобы заставить верить в него, а не капризных духов. Эсма, он уже слышал это имя, и думал, что Брайн сможет помочь, а вот Джед был окутан таинственностью, недомолвками, опасением.
Она боялась, что он вернет ее в двадцать первый век. Но у Михаэля должны быть открыты глаза, чтобы защитить ее. Когда Мэри закончила, он задал вопрос:
– Он – один из твоих любовников?
– Он не входил в меня, – уклонилась от ответа.
– Ты жалеешь, что не вышла замуж за Пола?
– Я жалею, что не могу подарить тебе свою девственность.
– Ты веришь, что я найду способ тебя удержать?
И единственный прямой ответ:
– Да.