Приват для незнакомца

Вот тут она совсем опешила. Никогда ни один знакомый не позволял подобной вольности! Это оскорбление.

– Бардок! Немедленно прекрати! Я требую…

– Сесилия, лучше тебе помолчать. Я на грани. Взбешен. И если ты не хочешь, чтобы я на тебе сорвался, делай как говорю.

В голосе Алекса слышалась едва сдерживаемая ярость, которая странным образом подействовала на Сесилию. Остудила.

Девушка замерла. Не все так просто. Ох, совсем.

Руки Алекса действовали знаючи и умеючи. Чувствовался опыт. Сесилия горько усмехнулась – скольких девушек он раздел за свою жизнь? Многих. Многие раздевались сами или встречали его уже в пеньюаре. Ревность накатила на Сесилию, оглушив.

Она ревнует Бардока? Не может быть!

Но другим чувством то, что она испытывала в эти секунды, сложно назвать.

Сесилия протяжно выдохнула, пытаясь вернуть спокойствие.

– Зачем ты меня раздеваешь? – шепотом спросила она. Голос ее подвел, немного осип.

– Мне надо удостовериться.

– В чем?

Она замерла.

– Найду – сообщу, – категорично ответили ей.

– А если не найдешь?

– Найду, – и почти сразу же: – Не дергайся, малика, прошу тебя.

Сесилия послушалась. Сама не ожидала.

В комнате повисла тишина. Лишь стук настенных часов и прерывистое дыхание мужчины и женщины.

Сесилия не верила в происходящее – она позволяет себя раздевать! Добровольно. При этом стоит сама не своя, пытаясь утихомирить разбушевавшиеся чувства, что захлестнули ее с невероятной силой.

Как быстро все меняется.

Как быстро меняемся мы.

Наши взгляды. Интересы. Убеждения. Под воздействием извне происходят метаморфозы внутри. Наверное, это логично. Наверное, это правильно.

Иногда Сесилия задерживала дыхание.

Когда пальцы Алекса касались ее обнаженной кожи. Он спешил и, возможно, нервничал. Если последнее не так, то почему его движения были порывисты, резки?

Платье упало на пол. Юбки тоже.

Сесилия молчала. Закусила губы и приказала себе ничего не говорить.

Мужское дыхание за спиной участилось, стало более шумным.

Сесилия порадовалась в душе. Значит, ее обнаженность не оставляет Алекса равнодушным.

Она заставила себя не оборачиваться.

Стой как стоишь, Сесилия.

– Мне придется снять с тебя белье, лесса. – Горячее дыхание обожгло шею Сесилии, заставив девушку прикрыть глаза.

Какое-то безумие.

– Надо – снимай.

В голове вертелись десятки вопросов. Кожа стала очень чувствительной, снова жар охватил Сесилию. И непонятно – жар был следствием загадочного недомогания или на нее действовали прикосновения Алекса.

То, что он стоял за ее спиной, тоже добавляло легкой нервозности, но уже более приятной, с намеком на сексуальный подтекст.

Корсет был первым.

Прохладный воздух коснулся обнаженной груди Сесилии, и соски отреагировали тотчас – гордо вздернулись кверху.

Сесилия не чуралась обнаженности, хотя и не была лишена стыдливости. Но когда тебя с рождения готовят быть маликой, уметь танцами пробуждать желание в тех, кто его испытывать не может, тут не до ложной скромности. В век длинных пышных юбок и закрытых декольте танец одалиски предполагал внутреннюю раскрепощенность и сосредоточенность. Готовность ко многому. В первую очередь стать другой, не такой, как остальные.

Поэтому стыд для Сесилии имел иные понятия.

Пальцы Алекса коснулись резинки панталон. Замерли.

Сесилия стояла, не шевелилась.

Не произносила ни слова.

Панталончики скользнули по бедрам вниз.

Задели колени.

Шумный выдох, больше похожий на рык или на стон раненого зверя, разнесся по комнате.

– Сесилия.

От голоса Алекса она затрепетала.

– Если ты искал повод раздеть меня…

Ее снова взяли за плечи и развернули. Сесилия оказалась не готова встретиться взглядом со взглядом Алекса. Тот смотрел на нее пристально, жгуче, опьяняюще. Она разом потонула в его глазах.

Он никогда раньше на нее так не смотрел. Зло и завораживающе одновременно. Словно в нем боролись два абсолютно противоречивых чувства. И они были непосредственно связаны с ней. Направлены на нее.

Алекс стоял так близко к ней, что они едва не соприкасались телами. Ее обнаженная грудь и его наполовину расстегнутая рубашка. Одно неосторожное движение, легкое покачивание, и она окажется в его объятиях.

Нагота должна была доставить Сесилии неудобство. Одно дело – нижнее белье или облачение малики, другое – полная обнаженность.

Но ничего подобного не было.

Сесилия стояла, вздернув подбородок кверху. Ее тоже терзали противоречия. Желание вцепиться ногтями в лицо Бардока никуда не делось. И в то же время хотелось знать, зачем он столь театрально лишил ее одежды.

– Мне надо было убедиться, – продолжая удерживать своим взглядом ее взгляд, проговорил Алекс.

– В чем же?

– Вот в этом.

И он положил руку ей на бедро.

А потом и опустился на колени, чем окончательно шокировал Сесилию. Кровь прилила к щекам, ударила в голову.

Лицо Алекса находилось так близко к ее… Нет-нет-нет! Об этом не думать!

Но как не думать, когда она чувствовала его горячее дыхание на своем бедре?

Выдохнув и призвав в помощь Праматерь, Сесилия опустила голову вниз.

Ох…