Приватизация по Чубайсу

Душещипательные истории о нашем неустроенном житье-бытье в программе «Взгляд», о репрессированных народах, статьи невесть откуда взявшихся экономистов типа Шмелева и Попова[4] и т. д.

При этом нам, простым гражданам, казалось, что все это появляется на экране телевизора, в газетах и журналах, вопреки противодействиям ретроградов чуть ли не с боем. Тогда-то мы не знали, что тот же «Взгляд» был создан под непосредственным руководством г-на Яковлева, и цензура на этой передаче была очень даже жесткой. Мой друг тоже впоследствии народный депутат РФ Владимир Маханов, один из руководителей забастовочного движения в Кузбассе, был приглашен тогда на одну из передач «Взгляда», посвященную этим самым забастовкам. Он приехал из далекого Прокопьевска, небольшого города Кемеровской области, в Останкино, но так и не был допущен на съемку. По чьей-то грозной команде его на передачу в последний момент не пустили, и Саша Любимов безропотно этому подчинился.

То есть цензура была жесточайшей и тот, кто очень тонко разрушал господствующую тогда коммунистическую идеологию, действовал по принципу: нужно говорить правду, только правду, но не всю![5]

Поэтому, когда рассказывали о Тухачевском, то не утруждали граждан информацией о том, что Тухачевский, как теперь известно, действительно готовил заговор, причем чуть ли не заодно с нацистами, что Блюхер был арестован не невинно, а за реальные многочисленные злоупотребления властью.

Нам говорили, что репрессированные народы пострадали, но никто не объяснял за что. Все, сваливая, на безумство тирана Сталина, нам забывали рассказать о том, что чеченцы и ингуши сорвали все проводившиеся в 41–43 годах мобилизации и по существу оказались народами дезертирами. Ранее и те и другие факты были засекречены, но вытаскивались факты только одной направленности.

Конечно, решение придуманное Сталиным было, мягко говоря, не самым лучшим, но с учетом условий военного времени это можно было понять. И советские граждане, жившие в мирные восьмидесятые годы, это наверняка поняли бы, если бы им, например, рассказали о таком историческом факте: Рузвельт в 1944 году всех граждан США японского происхождения посадил в концлагеря, и Верховный суд США признал эти действия в условиях военного времени конституционными! А ведь на территории США, в отличие от СССР, война не велась!

Про саперные лопатки, как потом показало расследование, не применявшиеся в Тбилиси, рассказывалось всюду. А о том, как в Тбилиси убивали русских, и рисовали эти лопатки на стенах домов рядом с трупами, молчали.

Позднее я сам на 1-ом съезде народных депутатов пытался передать ведущему программы «Взгляд» Саше Любимову материалы русских беженцев из Средней Азии о тех безобразиях, что там творились, которые обратились ко мне уже как к депутату с просьбой помочь, а он, скривившись, сказал, что сейчас это подавать в эфир нельзя.

А уж про фальсификации о количестве репрессированных в период сталинского террора я вообще молчу. В некоторых изданиях говорилось про 10–20 миллионов. А рекорд составляет цифра 67 млн. человек! (половина населения страны!) При этом точные исследования, проводившиеся, в частности историком Земсковым путем тщательного анализа статистической отчетности ГУЛАГа, говорят о том, что даже в 1945 году, когда была масса сидевших за сотрудничество с фашистами, в тюрьмах и лагерях находилось 1,6 млн. человек (цитируется по книге «Манипуляция сознанием» С. Г. Кара-Мурза Изд-во «Алгоритм» стр. 402).

То есть, по существу настоящей «свободы слова» не было и в помине. Тем, кто пытался, хотя бы как то возразить, сразу же затыкали рот и устраивали настоящую травлю, вспомним хотя бы историю с Ниной Андреевой, когда на публикацию ее статьи «Не могу поступиться принципами» в питерской газете дал разрешение Лигачев.

И, что греха таить, я по наивности вместе с «прогрессивной общественностью» очень переживал тогда, после этой публикации, что снова задули старые ветры, не понимая, что все цензурные ограничения того времени были направлены не против прорабов перестройки, а против тех, кто, сохраняя здоровый консерватизм, пытался предостеречь от опрометчивых шагов.

Кто знает, если бы была организована настоящая дискуссия по поводу дальнейшего развития страны, в которой с холодной головой были бы просчитаны все за и против по поводу путей перехода к рынку, может быть, и не было бы той катастрофы, которая обрушилась на страну в, как сейчас принято говорить, «лихие 90-е». Однако именно этого и не произошло, потому что высшее руководство страны взяло четкий курс на демонтаж всей советской системы.

Мне кажется, что главной движущей силой такого решения было интуитивное понимание управленческим классом того факта, что советская элита, по сравнению с высшими кругами западного общества, находилась в гораздо менее выгодном положении.