Капитан дал команду старшине Чуранову: «Есть контакт! От винта!». Тот, прокрутив пропеллер, сразу же отошел на безопасное расстояние. Наш самолет заревел, выпуская выхлопные прозрачные газы из двигателя наружу. Жадин надел очки на глаза, и махнув рукой вперед, дернул ручку управления. Мы дернулись с места. Пока биплан набирал скорость, меня в этот момент уже начало укачивать, и когда наш небесный тихоход наконец-таки оторвался от земли, я прижался к своим коленям. Набор высоты был не ощутим поначалу, и когда внутри меня все успокоилось, я решил посмотреть, что происходит вокруг. Открыв глаза, я не мог им поверить! Я находился на высоте более трёх тысяч метров, если верить моей полуразбитой приборной доске. Наблюдая за окружающим пейзажем, я начал кричать в голос от радости, что лечу. Капитан Жадин улыбаясь в ответ, громко крикнул: «Держись, летун!» и резко дернув ручку управления от себя и влево, свалил машину в штопор. Такого конечно я не ожидал. Жадин тренировал таким образом мой вестибулярный аппарат, который не выдержал и начал выводить меня из строя. От такой перегрузки, меня начало полоскать во все стороны. Я кричал, молился, звал маму и честно говоря пожалел, что выбрал авиацию. И такая картина происходила вплоть до посадки. Приземлившись на полигоне, я не смог вылезти из машины, и мои ребята, в буквальном смысле вытаскивали за шкирку. Жадин увидев плоды нашего полета у меня в кабине, приказал дежурному наряду отмыть это все, и после чего усаживал по списку следующего. Картина была конечно мало приятной для всех и для меня в том числе. Но к моему великому удивлению, ни я одним таким оказался. Двое парней последовали моему примеру. Егор вообще потерял сознание, когда Жадин резко потянув ручку на себя, повторил легендарную мертвую петлю Нестерова. Таким был наш первый полет. Но это всего лишь начало. Бесславное начало, которое прекратилось спустя полгода. За это время мы усердно тренировали свой вестибулярный аппарат, раскручивая себя на специальных тренажерах, прыгали с больших высот с парашютами. После внутренней победы над собой, мы уже совершали одиночные полеты, отрабатывали слетанность в паре и пикировали над учебными целями практикуя бомбометание. В таком ключе наша учеба проходила целых два года. Все это об учебе в целом. А если плавно переходя к теме моей личной жизни, то тут всё плачевно. За это время, мне так и не удалось завоевать сердце капитана Васильевой, хотя не которые попытки взаимности были, что с моей, что с её стороны. До выпуска оставалось всего несколько дней и за это время, я решился на опрометчивый шаг- подойти к ней и признаться. И это случилось.
Последним майским вечером, я в одиночку прогуливался по территории школы, и наслаждался последними днями своей курсантской жизни. Вот думаю, еще совсем немного и я стану офицером, как хотел когда-то, буду защищать свою родину от врагов, и даже возможно мне удастся дослужится до Земскова, и что мою грудь будут украшать ордена и медали. Закуривая папиросу, я увидел впереди себя идущую в санчасть Юленьку, которая несла стерильные биксы с перевязочным материалом.
– Давайте я вам помогу, товарищ капитан!
Она, посмотрев в мои глаза, положительно кивнула в ответ.
– Ты, когда уезжаешь? – спросила она, прикоснувшись к моим рукам.
– Через пару дней! Вообще я хотел бы тут остаться… с тобой рядом! Я за это время так привык к тебе!
– Знаешь, я кажется тоже… – опустив глаза, произнесла она и тем самым еще крепче сжала мои ладони.
– Прости за прямоту, но ты всё еще его любишь? – тяжело вдохнув, спросил я, но в ответ проследовало молчание.
Прикоснувшись к её щеке и смотря ей в глаза, я ждал от нее ответа, но она предательски молчала. Отпустив руки, и поставив биксы на землю, я снял пилотку, и страстно поцеловал её у губы. Она обхватила мою спину руками и прижавшись к телу ответила взаимностью. Оставив на дороге медицинский материал, мы в обнимку побежали в санчасть. Благо, что майор Нарыжный этого не видел. В тот прекрасный вечер произошло именно то, о чем я мечтал все два года учебы здесь. Закрывшись на все замки в её кабинете, мы провели головокружительную и потрясающую ночь вдвоём. Под утро случилось то самое, что называется «тайное стало явным». Поднявшись с койки, я поцеловал её влажное, окроплённое капельками пота обнаженное тело, вкушая одновременно ее запах, который чередовался лекарствами и душистым мылом. Еще долго я буду носить в себе эти божественные ароматы – ароматы любимой женщины. Укрыв ее одеялом, я вышел на крыльцо покурить. На встречу мне летел Егор, и на его лице было написано, что случилось нечто ужасное. Запыхавшись, он встал напротив меня и сказал:
– Матвей, там тебя срочно майор разыскивает. Он злой какой-то, его там Земсков успокаивает. Грозиться тебя убить!
Бросив папиросу, я нервно спросил:
– Да что случилось-то?
– А то ты не знаешь! Вас застукал Дронов, когда вы целовались, а потом в красках доложил о том, чем вы занимались после!
– Вот сука. Ну всё Егорка, это конец!