Оставалось проверить лишь последний момент.
Пальцы набрали знакомый до последней цифры номер. Если Гоша на том конце провода – это тот Гоша, с которым он дружит больше пятнадцати лет, он не станет слишком злиться на звонок в двенадцать часов ночи. Но ждать утра у Макара не оставалось никаких моральных и физических сил. Трубку подняли после пятого гудка.
– Дружище, ты совсем дурной? – спокойно поинтересовался хриплый со сна голос Игоря и у Макара защемило в груди от осознания, что он всё-таки вернулся домой.
– Гош, прости, случайно набрал.
Макар повесил трубку и встал напротив зеркала в прихожей. Отражение вело себя смирно, но гарантий, что завтра оно не возьмётся за старое никто дать не мог.
Нужно было срочно что-то делать. Что-то, что обезопасит его от зеркальных гостей и опасности каждый раз просыпаться в новом месте. Макар напряг память. Вроде бы, перемещался он лишь тогда, когда касался поверхности зеркал. Сначала прислонился лбом в ванной, потом трогал зеркало машины, а последний раз и вовсе целенаправленно коснулся отражения ладонью.
Но всю жизнь шарахаться от отражающих поверхностей он не сможет чисто физически.
В голове всплыло разбитое на части зеркало в квартире старушки. Интересно, почему именно это зеркало она разбила, а остальные просто занавесила? Что если она через него прошла? Может, если разбить именно то зеркало, через которое ты здесь оказался, весь этот кошмар закончится?
Идея была глупой, но других у Макара не было. К тому же, он привык сначала делать, а потом уже разгребать последствия своих решений.
Завёрнутый в ткань футболки кулак с размаха врезался в зеркальную гладь.
Осколки посыпались на пол, но Макар не обращал на это внимания. Он бил с остервенением, вымещая все нервы и страхи последних дней.
Звонок телефона заставил вздрогнуть всем телом. На дисплее высветилась фотка Гоши.
– Макар, я ж всё забываю, – голос Игоря был такой же сонный и хриплый, – мама просила пригласить тебя на её день рождения. В пятницу на даче. Я могу тебя довезти, я ж всё равно не пью.
– Чья… мама? – внезапно охрипшим голосом просипел Макар.
– Дружище, ты, похоже, пьян, – засмеялся Игорь, – моя мама, чья ж ещё. Отсыпайся, давай, завтра на работу.
Трубка разразилась короткими гудками, а Макар обессиленно сполз на пол.
Перед глазами встали картинки трёхлетней давности. Кладбище, маленькая Нина в нелепо выглядящей на ней траурной чёрной одежде, растрёпанная и заплаканная. Гоша, смотрящий вперёд пустыми красными глазами. И надгробный камень с общей фотографией их родителей.
Макар не смог вернуться. Кошмар не закончился.
Самое забавное, что сейчас Макар даже не мог наверняка сказать, чего он боится больше – того, как сильно эта версия зазеркалья отличается от его родного мира, или того, что никакого зазеркалья никогда не существовало.
Сил злиться, бороться, пытаться что-то изменить не осталось. Макар отказался выжат досуха. Теперь он знал свой предел и простирался он прямо здесь, на полу в прихожей собственной квартиры, перед осколками зеркальной дверцы. На границе с безумием.
Осколки бурели подсохшими кровавыми пятнами. На пол начала натекать свежая алая лужица. Макар бездумно уставился на неё, лениво отмечая, что порез не мешало бы обработать. Истечь кровью от раны на пальце у него вряд ли получится, но наводить ещё большую грязь не хотелось.
Макар взял валяющуюся рядом футболку, промокнул лужицу и бездумно смотрел, как ткань медленно напитывается алым.
Но ведь эту футболку он взял именно для того, чтобы завернуть руку и не повредить её, когда разбивал стекло? Откуда тогда порез?
Макар поднёс ладонь к лицу. Кровоточил палец. Тот, который он порезал о злополучное зеркало в квартире сумасшедшей коллекционерки целую вечность назад. Палец, который по всем физиологическим законам должен был затянуться ещё в тот злополучный вечер. Но он кровоточил. Как такое было возможно?
Ответ напрашивался сам, и он был бредовей всего, что происходило в последние три дня.
Тот вечер ещё не закончился.
Оставшиеся в раме куски зеркала отражали перепуганное, бледное до синевы лицо Макара. Отражали сбившийся ворот голубой рубахи. Отражали травмированный палец в потеках подсыхающей крови. Но ни в одном из этих осколков не отражалась квартира Макара.
Потому что, до своей квартиры он так и не дошёл.
Макар схватил с пола осколок и со всей силы полоснул по ладони. Из горла вырвался задушенный крик, но ему уже было плевать на боль, кровь, плевать на всё.
Потому что он стоял на коленях перед рамой высокого, почти в человеческий рост зеркала. Потому что в спину ему смотрели пустыми пластмассовыми глазами чёртовы куклы, но он готов был расцеловать каждую, вместе и их странной хозяйкой, за то, что всё это оказалось бредом больного сознания. Или проделками того, что действительно живёт внутри зеркала.
Словно в ответ на его мысли, в осколках что-то мелькнуло. Как будто тонкие губы исказились в ехидной улыбке.
– Прекрати со мной играть, – прорычал Макар. – Я устал смотреть твои фильмы. Они у тебя, к слову, совершенно однотипные.