<p>Энн Наполитано</p><p>Привет, Красавица</p>

Ann Napolitano

Hello Beautiful

Книга издана при содействии Jenny Meyer Literary Agency

Перевод с английского Александра Севастьянова

Редактор Игорь Алюков

Оформление обложки Елены Сергеевой

Hello Beautiful by Ann Napolitano

Copyright © 2023 by Ann Napolitano

© «Фантом Пресс», перевод, оформление, издание, 2024

* * *

Думал ли кто, что родиться на свет — это счастье?

Спешу сообщить ему или ей, что умереть — это такое же счастье,

и я это знаю.

Я умираю вместе с умирающими и рождаюсь вместе с только что

обмытым младенцем,

я весь не вмещаюсь между башмаками и шляпой.

Я гляжу на разные предметы: ни один не похож на другой,

каждый хорош.

Земля хороша, и звезды хороши, и все их спутники хороши[1].

Уолт Уитмен, «Песня о себе», стих 7

<p>Уильям</p><p><emphasis>Февраль 1960 — декабрь 1978</emphasis></p>

Первые шесть дней жизни Уильям Уотерс был не единственным ребенком в семье. У него имелась трехлетняя сестра, рыжеволосая Каролина. Немые кадры домашней кинохроники запечатлели ее вместе со смеющимся отцом. Таким Уильям его не видел никогда. На пленке отец выглядит счастливым, его рассмешила рыженькая кроха, которая, натянув подол на голову, со смехом носится кругами. Уильям с мамой еще были в роддоме, когда у Каролины взлетела температура и возник кашель. По возвращении мамы с малышом домой девочка вроде бы пошла на поправку, хотя кашель по-прежнему был скверный, но однажды утром родители, зайдя в детскую, нашли ее в кроватке мертвой.

С той поры отец с матерью никогда не говорили о Каролине. В гостиной на журнальном столике стояла ее фотография, которую Уильям иногда разглядывал, удостоверяясь, что у него все-таки была сестра. Семейство переехало в крытый синей черепицей дом на другом конце Ньютона, пригорода Бостона, и в том жилище Уильям был единственным ребенком. Отец, служивший бухгалтером, надолго отбывал в деловую часть города. После смерти дочери лицо его всегда было замкнутым. В гостиной мать дымила сигаретами и пила бурбон, иногда одна, иногда в компании соседки. У нее была коллекция мятых кухонных фартуков, и она переживала из-за всякого пятна, во время готовки посаженного на передник.

— Может, лучше его не надевать? — однажды сказал Уильям, когда мать, вся красная, чуть не плакала, глядя на темную кляксу подливки. — Обвяжись посудным полотенцем, как миссис Корнет.

Мать посмотрела на него так, словно он заговорил по-гречески.

— Миссис Корнет, соседка, — повторил Уильям. — Посудное полотенце.

С пяти лет он почти ежедневно уходил в парк неподалеку, прихватив с собою баскетбольный мяч, поскольку в баскетбол, в отличие от бейсбола и футбола, можно играть одному. В парке была безнадзорная площадка, обычно пустая, и Уильям часами бросал мяч в кольцо, воображая себя игроком «Бостон Селтикс». Кумиром его был Билл Расселл[2], но для роли центрового требуется партнер, чьи броски можно блокировать, и потому Уильям представлял себя Сэмом Джонсом, лучшим атакующим защитником, стараясь подражать его идеальной игровой манере, а деревья вокруг площадки изображали шумных болельщиков.

Как-то раз, уже лет в десять, он пришел в парк и увидел, что площадка занята. Человек шесть мальчишек, его, наверное, ровесники, гоняли мяч от кольца к кольцу. Уильям хотел уйти, но один паренек окликнул: «Эй, будешь играть?» — и, не дожидаясь ответа, прибавил: «Давай за синих». Чувствуя, как бухает сердце, Уильям мгновенно влился в игру. Он получил мяч и тотчас отдал пас, не отважившись на бросок, ибо промах выставил бы его паршивым баскетболистом. Через несколько минут матч резко закончился, поскольку кому-то было пора домой, игроки разбежались. На пути к дому сердце Уильяма все еще колотилось. С тех пор мальчишки иногда появлялись на площадке. Визиты их были бессистемны, но они всегда принимали Уильяма в игру как своего, что неизменно поражало. Обычно и дети, и взрослые смотрели сквозь него, словно он был невидимкой. Родители вообще глядели мимо. Уильям к тому привык, объясняя это своим скучным, незапоминающимся обликом. Главной особенностью его внешности была блеклость: белесые волосы, светло-голубые глаза, очень бледная кожа, унаследованная от английских и ирландских предков. Уильям сознавал, что внутренний мир его столь же тускл и безынтересен, как и наружность. В школе он ни с кем не общался, с ним никто не играл. Но вот ребята с баскетбольной площадки дали ему шанс заявить о себе без помощи слов.

В пятом классе к нему подошел физрук:

— Я тут увидел, как ты бросаешь по кольцу. Какого роста твой отец?

— Не знаю. — Уильям стушевался. — Нормального.