Привет предкам

— Как это в трех? — недоуменно обратился я к соседу, но тот не успел ответить. Хоть публика еще и рассаживалась, погас свет, взвился вверх занавес, и городничий заявил:

— Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам приехал ревизор.

«Как, уже? — удивленно подумал я. — По-моему, у Гоголя сказано, что он только еще едет».

Но тут вдруг на сцену выпорхнули Добчинский и Бобчинский и, перебивая друг друга, затараторили:

— Недурной наружности, в партикулярном платье… В лице этакое рассуждение… Здесь что-нибудь неспроста…

Не знаю, что в этот момент было у меня «в лице». Во всяком случае, не рассуждение. Ошалело глядя на сцену, я думал: «Здесь действительно что-нибудь неспроста. Куда же девались Аммос Федорович, Лука Лукич, почтмейстер со всем своим довольно неплохим текстом? Где все небезызвестные распоряжения городничего по части приведения в порядок богоугодных заведений, присутственных мест и так далее? Где вообще, черт возьми, все второе явление пьесы?»

Но мне так и не дали опомниться. События развивались стремительнее, чем в современном детективном романе.

На сцену вылетели, будто их кто-то сильно толкнул, Анна Андреевна и Марья Антоновна и, прокричав; «Скорее, скорее…», — тотчас скрылись за противоположной кулисой.

«Ага, — сказал я себе, — вот и антракт. Сейчас попробуем разобраться, что же тут происходит». Но куда там! Без всякого перерыва актеры шпарили дальше. Они не говорили, а проговаривали гоголевский текст в таком темпе, что порой слышны были лишь только звуки, а не слова. Иногда я улавливал обрывки знакомых фраз и по ним определял, в каком действии мы находимся.

Но вот наконец и антракт. Среди публики шум, возмущение.

Кому-то из поклонников классики дурно. Кто-то громко требует жалобную книгу.

Я поднимаюсь с места — первый звонок. Дохожу до буфета — второй звонок. Гаснет свет, вихрем взлетает занавес.

— Если я не ошибаюсь, вы делаете декларацию моей дочери?

— Нет, я влюблен в вас. Впрочем, давайте сюда и дочь. Чего уж там… Заодно, оно как-то быстрее!

Занавес, антракт, заключительная реплика жандарма, немая сцена в зрительном зале.

Когда я, совершенно взбешенный, рассказал обо всем этом знакомому режиссеру, он рассмеялся и похлопал меня по плечу:

— Это еще что! Вот у меня в театре был случай! 31 декабря ставили мы «Отелло». И вдруг наш мавр, не выслушав еще наветов Яго, не обнаружив еще у Кассио роковой платок, смотрит на часы и с надеждой в голосе спрашивает свою партнершу по спектаклю: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» И без всяких лишних слов начинает ее душить. Растерявшаяся актриса шепчет: «Стойте, погодите, что же вы делаете, давайте хоть коротенько объяснимся». А Отелло ей в ответ: «Не могу, вы уж извините, приглашен на встречу Нового года за город, скоро электричка отходит».

— Вот так, дорогой, — сказал знакомый режиссер. — Так что удивляться надо не тому, что вы увидели, а вам. Кто же это ходит под Новый год в театр?

ВОЗДУХ С ДОБАВКОЙ

Недавно встретил я на улице одного знакомого и ужаснулся: голова перевязана, нос распух, а под глазами разноцветный синяк.

— Что с тобой?

— Пострадал в турпоходе.

— Бедняга! Небось, свалился в овраг?

— Да нет.

— Упорно карабкался на скалы?

— Какие там, к черту, скалы! Выпил лишнего, ну и… подрался маленько.

— Вот те на! Да ты ведь не пьешь!

— Это в обычных условиях. А тут, понимаешь, поход. Романтика. Воздух пьянящий. Добавил к этому воздуху граммов триста и…

Вы заметили, между прочим, удивительную особенность иных граждан? Они ведут себя на городском асфальте безупречно, не придерешься! Как говорится, тише воды, ниже травы. Но вот они попадают на эту самую травку, к этой самой воде и точно с цепи срываются!

Впрочем, все это происходит не так уж внезапно. Еще в электричке или на первом привале у них появляется лихорадочный блеск в глазах. Вслед за солидными пьяницами со стажем они нетерпеливо потирают руки и, радостно повизгивая, восклицают:

— Эх, и клюкнем же мы на природе!

Понимаете, они не говорят «эх, и нагуляемся, эх, и надышимся», нет, они заранее нацелены совсем на другое: а сколько примет на природе их раскрепощенный от городских оков организм?

Организмы группы столичных студентов изрядно устали в городе. Организмам студентов срочно требовался озон.

И вот студенты, надев рюкзаки, быстренько превращаются в туристов. Они прибывают на травку и тотчас превращают походную палатку в пивную. Причем пивом не ограничиваются.

Не знаю, изучают ли эти студенты иностранный язык и какой: может, французский? «Туризм» — как раз французское слово. Оно происходит от слова tour — поездка, прогулка. Прогулка, а не выпивка! «Выпивка» по-французски звучит совсем иначе. Но таким туристам, видимо, наплевать на всякие там корни слов. Упившись, они безжалостно рубят деревья под корень!

Когда человек пьян, дерево всегда виновато. Ну, а если нет поблизости дерева, тогда берегись случайный прохожий!

Несколько москвичей отметили свой туристский маршрут в Подмосковье таким шумом и сквернословием, что привели в великий испуг местных жителей.