Привиденьевые

Печальная картина, но только внешне и со стороны, внутри в голове люди были троглодитно довольны. Корни выдирали быстро и без боли: рубец на всё тело – толстая кожа. По выходным ещё болтали через компьютер с детьми или соседями, просили показать осень – листья летающие, жёлтые кожистые перепонки. Сначала интересовались снегом, в первый год, ёлки из бумаги, тоска по снеговикам, но потом как-то оседали, примагничивались к данности, стояли на поверхности и тужились, выдавливая из себя новые корни. Прорастали манговыми деревьями под окном, влипали подошвами в благодатный солнечный клей.

Хотите красоты и драмы? Это не сюда. Тут лишь потливость и ворчание. Мир как шумовой фон. Израсходованный интеллект, насильственно-васильковые фразы. Эволюция как утрата иллюзий. Комфорт убаюкивал человека в природных одеялах, и человек сидел уютно на попе, а вокруг него как колыбельные летали его годы и возможности. И он размахивал рукой, раскачивая эту карусель, и он радовался всему готовому. И то, что ноги так надёжно крепились к земле.

Были и замыкания в схемах. У иных психика шаталась из стороны в сторону – остаточные явления, боль и припадки, это всё выплёскивалось прилюдно, вырывалось из человека оригинальными фразами. И он что-то делал такое, говорил странно.

– Люди пропали, – говорил.

– В каком смысле? Исчезли?

– Испортились.

И кто-то делал ему затычку в рот (булочную), и все сочувственно скидывались, кто чем мог, чтобы восстановить ему вес в обществе.

Вес интересовал руководство чуть меньше, чем контраст, но, конечно, и здесь были правила. Главное было избежать перегибов, чтобы человек не бросался в глаза со всей дури. Если у кого-то был замечен сильный недовес, его осторожно выправляли понятными способами. Для этого использовалось принуждение по хобби и особое распределение ролей в праздничных спектаклях. Так маловесные часто играли крылатые качели – это была звёздная роль, после исполнения которой, получив свою порцию славы, они улетали на небеса, то есть могли без труда внедриться в общий спиритический сеанс. Гораздо худшим явлением считался перевес, если человек вдруг начинал значить для всех больше того, чем то, как его позиционировали. Таких людей срочно отправляли в командировку на необжитый север страны, где они быстро возвращались в нейтральное состояние.

Продолжая тему свечей, люди были как восковые твари, греющиеся прожиганием жизни. Часто перегревались, и это было сравнимо с экзальтацией. Существовал также бытовой вариант веры: от жары в шахте периодически плавились тросы, и кабина вместе с человеком падала на ловители. Считалось, что переживание этого опыта приравнивается к духовному просветлению.

В остальном огонь был образен: горели внутренние органы. Забава была первична. Некоторые будни ближе к концу недели и почти все праздники проходили в феерии: караоке – «пустой оркестр», кураж и пьяные танцы. Вечерами все ходили охотиться на скуку. Скуку никто не видел, но все хотели её убить. Устраивались чемпионаты по стрельбе мыслями: участники садились друг напротив друга и пили, пили и смотрели глаза в глаза, пока кто-то не падал, оно же – проигрывал. Такая она была мощная – сила спиритической мысли.

После второго акта забытья стеклянная сцена пивнушки манила гирляндовыми огнями, и люди танцевали на леске как куклы или как рыбы.

Лёгкость бытия дополнялась национальными праздниками, которые происходили так часто, что в перерывах между ними сотрудники посольства совершенно не успевали уставать. Вроде бы эти особые дни должны были человека расслабить и успокоить, но все и так были настолько расслаблены, что праздники работали как мясорубка для человечины: получались люди разбитые, подавленные – фарш.

Это всё происходило примерно вот так: на футбольной площадке расставляли ветхие стулья, выращивали на решётках страшные картонные цветы и надрывно орали ностальгические песни в шуршащий микрофон с отпадающим проводом. Дети читали-забывали стихи, старшеклассницы танцевали цыганочку, размахивая раннеспелыми сисями, учителя в бумажных «ушках» скакали персонажами наркотических сказок. После официальной части все плелись на большой фуршет, где взволнованно, с речами, спиритизировали за родину (иногда за войну, иногда за мир). По старинной традиции героев уносили домой на руках – оно же: чествовали.

На праздниках каждый имел возможность «забавно опозориться»: рухнуть на общий стол, рассказать производственный секрет или припасть к чужой женщине/мужчине. Тут же появлялась питательная среда для возникновения сплетни. Сплетня концентрировалась в пространстве и потом ещё неделю-две работала вкупе с федеральными новостями, плотно заполняя сознание мирского жителя. Это всё было привычными видами развлечений – провоцировать сплетни и разносить слухи, как бактерии.