Ребята дружно, в ногу зашагали за ней. У парадного входа Алешка оглянулся – машина Мишеля скрылась за воротами, – дернул Эльку за руку, и они, так же чеканя шаг, резко свернули в сторону. А мадам Брошкина, во весь голос командуя: «Раз! Раз! Раз-два-три! Левой, левой! Раз-два-три!» – протопала в холл и затопала по лестнице.
– Флаг тебе в руки, – прошептал ей вслед Алешка. – Последний парад наступает. Бежим, Элька!
– Куда?
– Сначала фиганем Дракона на сторону.
– Фиганем – это как? Ну его на фиг?
– Примерно. Сейчас увидишь. Только топай погромче, чтобы крысюки разбежались.
Эля мне потом рассказывала, что ей совершенно было не страшно с Алешкой. Она боялась только одного – что эти приключения вот-вот закончатся. И надо будет снова мазюкать надоевшие холсты.
Топая не хуже, чем Брошкина, они взлетели под крышу башни и совместными усилиями развернули Дракона против ветра.
– Бедный Дракоша, – вздохнула Эля. – Вертят его туда-сюда. Да еще и ветер его гоняет.
– Ни фига не бедный. Ему это нравится. Бежим дальше. У нас сегодня делов выше крыши.
– Выше этой? – Эля со страхом показала на крышу над головой.
– И этой тоже. Сыпемся вниз.
– Сыпемся – это как? Как песок?
– Как получится, – и Алешка застучал кроссовками по ступеням.
Во дворе он сказал Эле:
– Иди к задним воротам и жди меня там.
Эля послушно засверкала пятками. Ждать ей пришлось недолго. Алешка прибежал почти следом. В одной руке он держал старый ржавый свечной фонарь, а в другой – лучший меч из коллекции Мишеля – тоже ржавый и короткий, с толстым лезвием. Очень похожий на кухонный нож. Вооружился, значит.
– А этот ножик зачем? – спросила Эля.
– На заброшенных мельницах водятся всякие злодеи, – объяснил Алешка как специалист по злодеям и заброшенным мельницам. – Держи крепче.
– Леш, а чего мы с тобой не видели на старой мельнице? – осторожно спросила Эля.
– Мы там с тобой ничего не видели, – резонно ответил Алешка. – А там много интересного.
– Знаешь, Леш, много интересного на пруду. И в парке тоже. Там качели есть.
– Боишься? – прямо спросил Алешка.
– Волнуюсь, – покривила душой Эля. – Пойдем, я лучше твой портрет нарисую.
– Чем же это лучше? А то я не видел, как ты рисуешь.
И Алешка отважно зашагал к старой развалине – мельнице, где шляются колдуны-мельники и другие вредные существа. Эля поплелась за ним, сжимая в руке большой кухонный нож, похожий на меч.
Здание мельницы было в виде мрачных руин. Когда-то сложенное из ровно обтесанных камней, сейчас оно напоминало домик из детских кубиков, на который наступила неосторожная или злая нога взрослого.
Вместо двери зиял во всю стену неровно очерченный провал, будто скалило редкие зубы громадное чудовище. Окон вообще не было, только дыры в прогнившей крыше.
Алешка заглянул внутрь:
– Таких помоек и у нас хватает.
Помойка не помойка, а свалка – точно. Нагромождение битых и замшелых камней, трухлявые доски, битые бутылки, пакеты от сока и прочая неопрятная дрянь.
Эля, глянув на эту «красоту» через Алешкино плечо, шепнула:
– А у вас в России все мальчики любят лазить по свалкам?
– Не все, – буркнул Алешка. – Только романтики. Вроде тебя.
Алешка разглядывал весь этот хаос и… Да ничего он не видел. Камни и мусор. А вот Эля… Что значит художник. Что значит зоркий глаз…
– Леш, ты видишь? Что ты видишь? Смотри внимательней.
– Вижу, – сказал Алешка. – Ведро без донышка вижу. Покрышку дырявую. А ты?
– А я, Леш, вижу тропочку.
– Чего?
– Вот посмотри – она как бы вьется среди камней. Петляет. Видишь?
Алешка послушно и внимательно вгляделся. И в самом деле ему показалось, что в темноту здания ведет будто чуть расчищенная дорожка.
– Я так и знал, – нахально сказал он. – По этой тропке всякая нечисть по ночам шляется.
Странно высказался: то ли Эльку хотел немного напугать, то ли себя приободрить. Так или иначе, он достал спичечный коробок и зажег свечу в фонаре. Здесь, где было относительно светло, этот желтый и робкий язычок не добавил им ни бодрости, ни света.
– Эль, – сказал Алешка, – ты оставайся здесь, ладно? Я пойду один. А если долго меня не будет, ты иди за помощью. Пусть меня найдут.
– Нет уж! – отрезала Эля. – Пусть уж нас двоих найдут. Если нас долго не будет.
Спотыкаясь, держась за руки, они пошли в глубь здания. Фонарик светил все ярче. Значит, вокруг становилось все темнее. И самое интересное – они действительно шли будто проложенной и протоптанной тропкой. Будто кто-то специально расчистил среди камней и мусора узкую дорожку. Но вот куда она вела, эта дорожка?
Алешка мне потом рассказывал, что он ни за что не пошел бы этой таинственной тропой, если бы рядом с ним не было Эли. Рядом с ней ему хотелось быть смелым и отважным…
Но вот дорожка кончилась. Перед ними была сырая каменная стена. В трещинах, покрытая влажным мхом.
– Ну и хорошо, – сказала Эля с облегчением. – Пошли обратно.
Алешка встал на какую-то железяку, вроде большой крышки от большой бочки, поднял повыше фонарь, поводил им вдоль стены. Ни дверей, ни окон. Ни щелочки.
– Леш, – шепнула Эля, – знаешь что…
– Знаю, знаю, – отмахнулся он. – Автопортреты пойдем писать, да?