Привилегия десанта

Разведывательная рота капитана Белова погибала на глазах у дивизии. Мы с комбатом майором Очеретяным стояли на командном пункте и слушали радиообмен. В роте не осталось ни одного не раненного офицера. Из бойцов человек восемь с тяжёлыми ранениями. Шестеро погибло. Духи, пользуясь преимуществом в высоте, ловят любое движение и перекрёстным огнём пресекают всякую попытку оказать помощь. Боеприпасы на исходе.

Весь расчёт был на внезапность. Но идущие впереди дивизионные разведчики нарвались на растяжку. Во–первых, потеряли время на эвакуацию, во–вторых, своим гвалтом разбудили всю долину. И хотя для Белова это был первый в Афгане бой, он понял, что до рассвета могут не успеть. В ходе подъёма обогнал «дивизионку», но первые лучи солнца застали его в 50 метрах от хребта. Вместе с первыми лучами полоснул в глаза кинжальный огонь духов. И завертелось. Сразу потери. При попытке вытащить раненых — ещё. Командир ранен в бедро. Боец жгутом останавливает кровь и всаживает первую дозу «промедола». Роте не отойти, много раненых. И не подняться…

Представляю, как мучительно бился над решением вопроса разведчик капитан Белов. Как ждал помощи. Духи который раз предпринимают попытку смять роту и добить оставшихся в живых. Каждый патрон на вес золота, огонь только одиночными. С десяток духов нарвались на пули разведчиков и скатились вниз. Остальные забились за камни. Бросают, суки, сверху гранаты. Мучительно хочется пить. «Промедол» уже не помогает.

Артиллерия дивизии в это время втягивалась в долину. Мощно, неотвратимо, но страшно медленно. Долина — зона ответственности нашего батальона. Выезжаем с комбатом на КП дивизии и становимся свидетелями трагедии разведывательной роты 357 полка. Заместитель командира дивизии полковник Бочаров тоже дебютирует в Афгане в этом бою и мучительно ищет выход. Основные силы дивизии высажены глубоко в тылу противника и продвигаются в нашем направлении. Однако помочь разведчикам они не могут. Вся артиллерия дивизии уже развёрнута на огневых позициях, дистанция позволяет, а стрелять не могут. Между ротой и духами 50–100 метров. Пистолетная дистанция. Артиллерия бессильна. Авиация в аналогичном положении. Бочаров при нас ставит задачу Сергею Капустину, единственному резерву, на подъём и выход во фланг духам, обложившим роту Белова. Первая мысль: «Днём — это самоубийство». Пока прикидывал шансы, аналогичную задачу получает мой комбат. Но батальон–то весь на заставах!

— Ничего не знаю, утром овладеть рубежом, — говорит Бочаров и указывает место на карте.

Завертелось. С миру по нитке, точнее с трёх ближайших застав, набрал полсотни. Успеваю только заметить, что много необстрелянной молодёжи. Никакой специальной подготовки. На ходу ставлю задачи командирам сводных групп и пошли. Понимаю, что июньская ночь коротка, а минута промедления слишком дорога. Дневного пекла нет, но пить всё равно хочется. В спину толкает мысль: успеть бы, продержались бы ребята. Привыкшие к подъёмам максимум на сторожевую башню, заставные бойцы начали «умирать» пачками. С тремя батальонными разведчиками ухожу вперёд. На хребет выскакиваем броском. Сердце гулко стучит в висках. Пот выедает глаза. Во рту сушняк. Духов нет. Расходимся по хребту, принимаем на себя отставшую сводную роту.

По радиообмену уже знаю, что Серёга со своей ротой вышел с другого фланга. Перед этим Бочаров вывел танковую роту на прямую наводку и остатки разведчиков Белова удалось вывести из–под огня. Вынесли раненых и убитых. Самого капитана спасти не удалось, умер от потери крови.

Докладываю о занятии рубежа. Задача залечь и осмотреться. Проверяю своих. Все на месте, но молодняк в ходе подъёма высосал всю воду до капли. Солнце только поднимается, а вчера в тени было под 50! Наорал на офицеров, но уже поздно. Да и как в темноте проконтролируешь, глоток он делает, как разрешили, или сосёт до упора. Некоторые молодые вообще удивлены, что воду можно пить только по команде. Приказываю категорически беречь остатки воды.

Солнце уже приступило к своей неумолимой работе. Жажда не даёт заснуть. Глаза закрою, одна картина: лесной ручей, на дне колышутся водоросли, а я, пустив голову по уши в воду, пью, пью, пью… К полудню пошли первые обмороки из–за обезвоживания. Да что же это такое — без боя терять людей! Отдаю остатки своей, тёплой как чай, воды. Оттаскиваем в тень, раздеваем, обмахиваем, даём глоток. Воздух, как из раскалённой печки. Язык становится шершавым и увеличивается в объёме. В голове одна мысль: воды! До своих недалеко — километр вниз и пять по долине. Но здесь скалы. Обернутся только к ночи. У одного молодого, кажется, «крыша поехала»: шальные глаза, мерещатся духи, ведёт беспорядочный огонь в белый свет. Успокаиваю и отбираю автомат.