Приз Гора

— В любом случае, — пожал плечами мужчина, — никакой особой связи между свободой и счастьем нет, как раз, чаще бывает наоборот. Зачастую самыми свободными являются те, кто наиболее потерян, запутан и несчастен. Это банальность. Счастье является функцией вовсе не свободы, я удовольствия от того, что ты делаешь то, что ты, действительно, хочешь делать, от того, что ты являешься тем, кем ты хочешь быть. Счастье зачастую можно найти в таких местах, которые, как мне кажется, могут сильно удивить тебя. При этом, конечно, важно еще и оказаться в обществе, в котором то, чем Ты являешься, и чем Ты действительно хочешь быть, понято и принято. Например, рабыни важны в нашем обществе, они являются его важной частью, они делают его намного более честным, чистым, глубоким, красивым, естественным, приносящим удовлетворение, чем это могло бы быть в противном случае.

Он снова опустил руку на ее бедро, на этот раз лишь чуть коснувшись ее кожи подушечками пальцев.

— Не делайте этого! — попыталась остановить его Эллен.

— Не понимаю тебя, — сказал он.

— Конечно же, Вы — мужчина чести! — всхлипнула она.

— Думаю да, — кивнул он. — По крайней мере, я на это надеюсь.

— И как мужчина чести, — сделала последнюю, отчаянную попытку Эллен, — Вы не будете трогать меня без моего разрешения.

— Не понимаю, какая здесь связь, — пожал плечами покупатель.

— Особенно, когда я лежу перед вами, беспомощная, нагая и закованная в кандалы, полностью в вашей власти, неспособная к даже минимальному сопротивлению!

— Какое это имеет отношение к чести? — озадаченно спросил мужчина. — Мы не граждане одного города. Мы не делим с тобой Домашний Камень. Да даже если бы мы когда-то были согражданами, Ты теперь больше не можешь быть среди граждан, поскольку Ты — рабыня. И даже если бы мы когда-то делили Домашний Камень, Ты теперь не имеешь прав на Домашний Камень, будучи порабощенной. Кроме того, Ты — просто женщина.

— Тогда, кажется, я не могу ожидать от вас джентльменского поведения, — с горечью проговорила Эллен.

— А что такое «джентльменское поведение»? — переспросил он, тщательно выговаривая сказанные слова, поскольку Эллен, в испуге, использовала английское выражение.

— Боюсь, что в гореанском нет точного определения для этого, — ответила девушка.

— Мне кажется, что я слышал про что-то подобное, и думаю, что примерно могу понять это выражение, — задумчиво сказал покупатель. — Кажется, это определение для мужчины, который подписывается и соответствует кодексам требуемого поведения, между прочим, заменяя природу соглашением, власть — уместностью, самоосвобождение — самопокорением, возможность командовать — необходимостью подчиняться, доминирование — покорностью, короче говоря, слово для того, кто отрицает свое неотъемлемое биологическое право, свои полномочия, удовольствия и восторги, для того, кто отказывается или делает вид что отказывается от своей мужественности, ради того, чтобы женщины сделали вид, что он им нравится. Он принадлежит своей культуре, а не себе, как насекомое принадлежит гнезду, пчела — рою. Он несчастен, как и запутанные, невежественные, смазливые тиранки, которым он отказывается сопротивляться, которых он отказывается взять в свои руки и покорить, бросить к своим ногам, как бросают голых связанных рабынь.

— Похоже, это слово для того, чтобы можно было сказать «дурак» в приличном обществе, — проворчал Тарго.

— Похоже на то, — согласился покупатель, и снова пристально посмотрел на Эллен.

Девушка испуганно отвела взгляд. Эти гореане, и теперь она это отлично усвоила, не были джентльменами, или точнее, не были джентльменами в обычном земном смысле этого термина. Скорее, даже при всей их возможной образованности, цивилизованности и рафинированности, для женщин они, бесспорно, были рабовладельцами и господами.

— Пожалуйста, подождите! Пожалуйста, не делайте этого! — воскликнула Эллен. — Я не такая, как ваши гореанские женщины!

— Это я уже понял, — усмехнулся мужчина.

— Я происхожу из другого мира, — быстро заговорила Эллен, — мира иных ценностей, мира, в котором расценивается, как нечто совершенно невозможное, что один человек может беспомощно и категорически принадлежать другому, мира, в котором все женщины должны быть свободными и к ним нужно относиться с честью и уважением! Я — такая женщина! Покорность, беспомощность и цепи презренного рабства, это все не для меня! Я не женщина вашего мира!

— Но Ты — человеческая женщина, не так ли? — спросил он.

— Да, конечно, — сказала она.

— Надеюсь, Те не ожидаешь, что я повторю ошибки вашего мира, человеческая женщина? — осведомился покупатель.

— Господин? — не проняла Эллен.

— Не стоит ожидать от меня того, что я буду соответствовать нелогичным понятиям и слабостям того мира, — сказал он.

— Пожалуйста, — заплакала рабыня.

— Ты больше не в своем мире, — напомнил ей мужчина. — Теперь Ты находишься в нашем мире, где все совершенно по-другому.

— Ваши ценности не могут быть моими! — крикнула она.

— И я рад, что это именно так, — кивнул покупатель.

— Я живу не для покорности, беспомощности, и цепей презренного рабства!