Приз Гора

Порт перелез через борт первой корзины, а Фел Дорон и Терсий Майор заняли место в корзинах второго и третьего соответственно. Грузовыми тарнами обычно управляют из корзины, однако ими можно управлять и с седла. Эллен рискнула предположить, что перемещение тарнов такого вида, с тарнстерами в корзинах, могло бы обратить на себя меньше внимания, чем если бы мужчины сидели в седлах. Правда, это было слабой защитой от бродячего тарнсмэна, при встрече с которым разумнее всего сбросить корзины и улетать прочь, во избежание любых неприятностей, которые сулила такая встреча.

— Развяжи рабыню, — приказал Порт, обращаясь к Селию, — и посади ее в последнюю корзину.

Молодой человек перевернул Эллен на живот и, склонившись над ней, сначала освободил от тонких шнуров лодыжки, а затем, усевшись на ее бедра, распутал петли державшие запястья рабыни. Не получив разрешения выпустить тунику, девушка продолжала крепко сжимать ее зубами.

— Эллен! — позвал ее Порт Каньо.

Подняла голову, извернувшись, как могла, немного отжавшись от досок на локтях, чтобы увидеть своего хозяина. Для большего у нее не было возможности, поскольку ее тело по-прежнему оставалось придавленным к полу, сидевшим на ее бедрах Селием.

— Хотя твои руки будут свободны, — сказал ей Порт, — Ты будешь держать кляп во рту, пока мы не минуем стены города. Если, конечно, минуем.

Эллен кивнула, но ее глаза наполнились слезами от нехороших предчувствий. Что означала оговорка Порта «если минуем»? Что он мог подразумевать под этим? Это не на шутку напугало ее.

— Посади ее в последнюю корзину, — велел тарнмейстер.

Эллен, изо всех сил вцепилась зубами в собственную тунику, служившую ей кляпом, и в тревоге простонала. Ее пугали тарны, и она боялась высоты. А что если тонкие веревки, которыми корзина была прикреплена сбруе, порвутся? Конечно, Эллен не посмела протестовать, даже если бы ей разрешили говорить, она же не хотела быть избитой. Она, как рабыня, уже знала, что с ней будет сделано то, что захотят сделать рабовладельцы, точно так же, как это было бы сделано с верром или с мешком Са-тарны.

Селий легко подхватил ее с пола и, как обычно, перебросил через левое плечо головой назад. Эллен уже хорошо знала значение этого.

— Когда Порт обратился к тебе, — сказал Селий Арконий, — Ты покачала головой в знак понимания и подтверждения.

Эллен в отчаянии издала тихий стон.

— Ты, шлюха, конечно же, знаешь сигналы кляпа, — заметил он.

Девушка проскулила один раз.

— Ты хочешь, чтобы тебя сбросили с платформы? — осведомился Селий.

Эллен прохныкала дважды.

— Это хорошо, — усмехнулся мужчина.

Конечно, во время обучения Эллен научили сигналам кляпа. Маленькая туника, которую она теперь держала в зубах, была не типична для гореанских кляпов, которые чаще всего состоят из затычки и крепкой привязи, чтобы держать ее во рту. Поскольку девушке часто приходится ходить с завязанным ртом, то знать сигналы кляпа для нее важно. Затыкание рта полезно в качестве наказания, а также просто, чтобы напомнить ей, что она — рабыня. Кроме того, ей могут завязать глаза или надеть капюшон. Оказавшись в такой ситуации невольницы должны учиться реагировать на множество сигналов, например, простые прикосновения к руке, направляющие их, или, как альтернативу, на словесные команды, которым, даже притом, что они ничего не могут видеть, необходимо повиноваться немедленно. Малейшее колебание или неуверенность является поводом для наказания. Таким образом, можно провести испуганную, ничего невидящую рабыню даже по узким, извилистым, запутанным проходам в быстром темпе.

Наконец, тарнстер опустил Эллен в последнюю корзину, в которой было только одеяло, маленький ломоть хлеба, отрезанный от плоского круглого каравая, и маленький бурдюк, по-видимому, заполненный водой.

Эта корзина, футов пять в диаметре и четыре фута высотой, была чисто грузовой, а потому в ней не имелось ничего вроде сиденья или скамьи. Она была сплетена из крепких волокон порядка дюйма или около того толщиной. Эллен, схватившись за борт, встала внутри корзины и посмотрела на Селия Аркония. Слезы неудержимо потекли из ее глаз. Она хотела крикнуть ему, что любит его, что она хочет быть его рабыней, но у нее не было права говорить. Конечно, могло случиться так, что она никогда больше не увидит его, того, о чьем ошейнике жаждала попросить, того, у чьих ног она жаждала стоять на коленях, того, перед кем она мечтала упасть на живот и целовать его ноги, того, к чьей плети она стремилась с любовью прижаться губами, чьи сандалии она хотела покорно, на четвереньках, приносить в зубах, того, для кого она жаждала быть самой презренной и преданной из любящих рабынь.

«Свяжите и избейте меня, — хотела она крикнуть ему, нисколько не сомневаясь в том, что он был увлечен ею, что она была объектом его желания. — Свяжите меня и выпорите меня! Научите меня своей плетью тому, что я есть, и тому, что вам требуется от меня как, от вашей рабыни. Свяжите и накажите меня, чтобы я могла в экстазе кричать в своих путах, наконец-то сознавая себя вашей, полностью вашей, ваша законной рабыней!»