Приз Гора

Эллен, извиваясь в танце, обходила по внутреннему периметру усыпанный песком танцевальный круг, то приближаясь к зрителям так, что почти оказывалась в пределах досягаемости их рук, то прядая назад. Сияние мужских глаз. Перезвон рабских колокольчиков. Блеск браслета на ее запястье. Переливы музыки, обволакивающей танцовщицу. Но внутри Эллен дрожала от страха. А что если мужчинам не понравится? Что, если внешний надсмотрщик останется недоволен?

«Воспользуйся своей красотой, — твердила про себя Эллен. — Ты очень красива. Ты знаешь, что это так. Так используй свое преимущество. Пользуйся им! Выставляй его, чтобы компенсировать пробел в обучение, нехватку умений в рабском танце. И не пялься на Господ Мира и Селия! Ты рабская девушка, и значит, тебя могут немедленно выпороть. Ты должна выступать, даже, несмотря на то, что они находятся здесь. Но мужчины не выглядят недовольными. Так повинуйся музыке! Позволь ей вести тебя! Ресурсы рабыни ограничены. Что есть у нас, что мы могли бы предложить, чем торговать, за что просить, кроме наших красоты и желанности, наших ума и страсти, нашего желания служить и любить глубоко и беспомощно, не прося ничего и отдавая все? Я чувствую музыку, и она что-то делает со мной. Это все равно что мысль о том, что Ты — рабыня. Это похоже на ощущение того, что принадлежишь. Это как будто стоишь голой на коленях перед мужчиной, полностью в его власти. Это похоже на веревки и цепи, это словно увидеть плеть. Ты играешь роль, Эллен, всего лишь роль возбужденной рабыни, танцующей свои потребности перед сильными мужчинами, перед которыми она — ничто, животное и рабыня. Не забывай, что Ты только играешь роль. Это только роль, не так ли? Пожалуйста, мое тело, не показывай свои потребности! Нет! Я боюсь, мне кажется, что я возбуждаюсь! Я не должна позволить себе показать это, только не перед Господами Миром и Селием. Это всего лишь роль, которую я играю. Я должна дистанцироваться от этой роли. Я выступаю! Я должна всего лишь выступить! Пожалуйста, тело, будь ко мне милосердным!»

Однако Эллен уже чувствовала, как краснеет ее тело, как перехватывает дыхание, и как ее руки сами тянутся к мужчинам. А затем, в глубине ее живота, неудержимо, как и множество раз прежде, начал разгораться рабский огонь. Слезы вновь хлынули из ее глаз. Она и роль, независимо от ее желания, соединились!

Со всех сторон послышались мужские крики.

Эллен пришло в голову, что можно не сомневаться в том, что теперь количество предложений за нее будет куда больше чем двадцать одно.

На мгновение она поймала на себе взгляд Мира и прочитала в нем нескрываемое презрение. Насколько же беспомощна она была в муках своих рабских потребностей. Так пусть она воет от сжигающего ее жара, как самка слина во время течки. Но разве мужчины возражают против этого? Лицо Селия Аркония оставалось безразличным. Несомненно, он видел много рабынь, танцевавших свои отчаянные потребности, и, несомненно, многие из них были гораздо красивее ее. А она была всего лишь земной девкой, побегом, сорванным с рабского поля, варваркой. Так мог ли он испытывать какие-либо иные чувства, кроме презрения? И тогда, опустошенная, несчастная, сексуально возбужденная, заливающаяся слезами, Эллен, сопровождаемая резко ускорившейся мелодией, завершила свой танец, завалившись левым боком на песок и подтянув к груди колени, приподнялась на левом локте и жалобно протянула правую руку к толпе. В качестве финального аккорды Эллен склонила голову, окончательно сдаваясь, признавая, что отныне это было дело ее владельцев, соизволить ли призывать ее, снедаемую потребностями рабыню, к их ногам. Торопливо, раскрасневшаяся, мокрая от слез и пота рабыня вскочила на ноги и, под крики и аплодисменты зрителей, ретировалась в гримерку.

— На выход, все вы! — скомандовал внутренний надзиратель, и танцовщицы снова появились, на этот раз, все вместе, на арене танцевального круга, чтобы получить восторженные аплодисменты толпы.

Внешний надсмотрщик экспансивно махнул рукой музыкантам, и те, поднявшись на ноги, расстались в улыбка и кратко поклонились толпе.

— Первое положение почтения, — скомандовал внешний надсмотрщик девушки, и те немедленно приняли указанную позицию.

Эллен, опустила голову вниз и прислушалась к происходящему вокруг. Пространство наполнилось негромким топотом и гулом голосов переговаривавшихся мужчин, двигавшихся к выходам из загородки.

Эллен облегченно вздохнула, по крайней мере, ее не избили. Она предположила, что теперь она возвратит свои танцевальные шелка, украшения и колокольчиков сундуки гримерки, и вернется к амфоре Каллимаха.

Набравшись смелости, девушка немного приподняла голову, но не заметила внутри ни Мира, ни Селия Аркония. Зато она увидела нечто напугавшее ее, и заставившее тут же опустить голову. Писец, тот самый, который опрашивал ее в выставочной клетке, в сопровождении охранников, причем сразу троих, направлялся в ее сторону.

Ее нехорошие предчувствия только возросли, когда она услышала, что они остановились рядом с ней. Эллен, задрожав всем телом, вжалась лбом в песок.