Прижизненное наследие

- Я могу предсказать, каков будет ваш конец, друзья мои, - сказал он, если вы подарите мне жизнь! Вас, г-н Пиф, уже через семь лет и три месяца поразит коса смерти в образе бычьих рогов; г-н Паф доживет до весьма преклонных лет, но там в конце я вижу что-то очень и очень неприятное что-то - ах, об этом так просто не расскажешь... - Он запнулся и сочувственно посмотрел на Пафа. После недолгого молчания он поспешно сказал: - А вот г-н Ой-ей-ей подавится персиковой косточкой, здесь все просто.

Побледнели охотники, а ветер с воем проносился над пустынными полями.

Но пока широкие голенища их сапог еще бились на ветру, руки их уже вновь заряжали ружья. И сказали охотники:

- Да как ты можешь знать то, что еще не произошло, ты - лжец!

- Быка, которому через семь лет суждено поднять меня на рога, еще и на свете-то нет, - сказал г-н Пиф, - как же он меня забодает, если он, может быть, вообще не родится?

А г-н Ой-ей-ей утешил себя словами:

- А я вообще больше не буду есть персики, - так что уже можно считать тебя обманщиком.

И только г-н Паф не сказал ничего, кроме: "Ну-ну!" А заяц им ответил:

- Господа могут относиться к моим словам как им угодно, это ничего не изменит.

Собрались уж было охотники растоптать зайца своими сапожищами, закричали они:

- Ты нас не заставишь верить всяким байкам!

Но в это самое время проходила мимо безобразная старуха с вязанкой хвороста на спине, и охотники поспешили трижды плюнуть через левое плечо, чтобы старуха их не сглазила.

Разозлилась старуха, заметив это, и крикнула уходя:

- Када-та ничаво была!

Никто не знал, что это за слова такие, но звучали они прямо-таки как язык преисподней. Эту-то минуту заяц и улучил, чтобы удрать.

Прогремели ему вслед охотничьи ружья, но зайца уже и след простыл, пропала и старуха, только показалось охотникам, что во время залпа послышался дикий издевательский хохот.

Вытер г-н Пиф пот со лба, мурашки побежали у него по спине.

Г-н Паф сказал:

- Давайте-ка лучше пойдем домой.

А г-н Ой-ей-ей уже взбирался вверх по склону.

И только добравшись до каменного креста на гребне, почувствовали они себя в безопасности под его сенью и остановились:

- Мы сами себя околпачили, - сказал г-н Ой-ей-ей, - заяц был совершенно обыкновенный.

- Но он разговаривал, - возразил г-н Паф.

- А может, то был просто-напросто ветер или на морозе у нас кровь прилила к ушам, - убеждали его г-н Пиф и г-н Ой-ей-ей.

Прошептал тут боженька с креста:

- Неубий!..

У троих охотников опять душа ушла в пятки, и они удалились от каменного креста по крайней мере шагов на двадцать; ведь это уж совсем ни на что не похоже, если даже в таком месте не можешь чувствовать себя в безопасности! И не успев собраться с духом, чтобы что-то ответить, они вдруг обнаружили, что ноги их широким шагом поспешают к дому. И лишь когда над придорожными кустами показался дым их очагов, когда залаяли деревенские собаки и детские голоса прорезали воздух, словно ласточкины крылья, тут они сделали своим ногам внушение, остановили их, и на душе у них сделалось легко и хорошо.

- В конце концов каждому суждено умереть, - сказал г-н Паф, которому, согласно предсказанию, предстоял самый долгий путь до этого момента; черт побери, ведь он-то отлично знал, почему так говорит, но его неожиданно стало мучить сомнение, знают ли об этом его спутники, а спросить их он не решался.

Однако г-н Пиф поддержал разговор:

- Если мне нельзя убивать - значит, нельзя убивать и меня! Следовательно, здесь неразрешимое противоречие, точно вам говорю!

Эти слова могли относиться к чему угодно; разумным это рассуждение вряд ли можно было назвать, и г-н Пиф философически хмыкнул, чтобы скрыть свое пламенное желание - узнать, понимают ли его остальные или у него что-то не в порядке с головой.

Г-н Ой-ей-ей, третий охотник, задумчиво раздавил сапогом червя и ответил:

- Мы ведь не только убиваем животных, но и заботимся о них и содержим в порядке поля.

Теперь каждый из них знал, что и другие тоже все помнят, и покуда они втайне вспоминали об этом, пережитые события начали понемногу расплываться, как сны при свете дня, ибо то, что услышали и увидели трое, - это уже не тайна, а значит, и не чудо, самое большее - мираж. И внезапно все трое вздохнули:

- Слава тебе, Господи!

Г-н Пиф направил свой вздох туда, куда смотрел его левый сапог, г-н Ой-ей-ей - туда, куда смотрел правый, - ведь оба косились через плечо на боженьку в поле, которому они были втайне благодарны за то, что он не явился им на самом деле; ну а г-н Паф, поскольку его товарищи смотрели совсем в другую сторону, повернулся к кресту всем телом, ущипнул себя за ухо и сказал:

- Мы сегодня пивка выпили натощак; охотник никогда не должен этого делать.