Признание разведчика

Я детально обсудил все эти вопросы с Юлиусом на очередной встрече. Я не скрывал от него, что мы беспокоимся, ведь его шурин так молод, может быть, еще с неустоявшимся мировоззрением. Сможет ли он в час испытаний проявить необходимые стойкость и мужество?

Выслушав мои сомнения, Юлиус стал уверенно и горячо заверять меня, что мы не должны сомневаться в надежности его шурина: он стопроцентно надежный и преданный нам парень и никогда не подведет: «Ведь он же наш родственник!».

И после недолгого молчания добавил: «Я дам свою правую руку на отсечение, если такое случится!».

Прошло уже полвека, и с тех пор я много раз возвращался к тому далекому разговору, а фраза; «Я дам правую руку на отсечение» сотни раз звенела в моей голове. Как же глубоко доверчивый и прямодушный Юлиус ошибся в оценке своего шурина и какую страшную цену заплатил за свою веру в него…

В ноябре 1944 г. жена Грингласса Руфь выезжала на пару недель в Альбукерк, чтобы встретиться с мужем и отметить годовщину свадьбы. Перед отъездом Юлиус попросил ее выяснить, не согласится ли Дэвид оказать помощь советским друзьям — передать им информацию об объекте в Лос-Аламосе и конкретном характере работы, выполняемой им в мастерской. Руфь охотно согласилась провести такую беседу с мужем.

На встрече 5 декабря Розенберг сообщил мне, что его невестка уже возвратилась в Нью-Йорк. Она поведала, что Дэвид выразил свою готовность освещать работу секретного объекта в Лос-Аламосе.

Ссылаясь на то, что он сам не разбирается в атомных проблемах, Юлиус высказал пожелание, чтобы с Дэвидом, когда он в январе будет в Нью-Йорке, встретился наш специалист и лично устно получил от него информацию по интересующим вопросам. Юлиус сказал, что Дэвид будет рад такой встрече.

3 января я встретился с Юлиусом. Он сказал, что Дэвид написал сообщение о свое работе, а также набросал карандашом чертежи каких-то линз. Юлиус заметил, что в этих Линзах он ничего не смыслит. Мой друг спросил, сможет ли специалист встретиться с его шурином. Я ответил утвердительно. Мы назначили встречу на 10 января, на которую я приду со специалистом.

Я взял у Юлиуса материалы, подготовленные Гринглассом. В тот раз наша встреча длилась недолго. Мы не были специалистами по атомным проблемам.

Полученные материалы я передал Квасникову и сообщил ему, что я назначил встречу на 10 января, как было им рекомендовано. И туда придет специалист, как я обещал Юлиусу.

10 января я познакомил Розенберга с «нашим специалистом», в роли которого выступал Анатолий Яцков, и затем оставил их наедине. О результатах встреч Анатолия с Розенбергом и Гринглассом я никогда так и не узнал. Ни Квасников, ни Яцков ничего мне об этом не говорили, а, как известно, спрашивать о таких вещах у разведчиков не принято.

Только намного позднее, в начале 1950-х годов, когда начался суд над Розенбергами, из рассказов моих коллег я узнал подробности той январской встречи 1945-го. Анатолий с Дэвидом Гринглассом беседовали в автомобиле в присутствии Юлиуса. Анатолий пытался получить от Грингласса информацию относительно секретных работ, ведущихся в лаборатории Лос-Аламоса, в механической мастерской которой он работал. Но Грингласс не смог ответить ничего вразумительного на его вопросы относительно устройства линз для implosion (направленный внутрь взрыв), равно как и на другие конкретные вопросы. Дэвид Грингласс явно не имел достаточных научно-технических знаний для понимания сути работ, ведущихся в Лос-Аламосе. Более того, оказалось, что он не в курсе деталей деятельности собственного подразделения. Как было принято в Лос-Аламосе, он имел доступ только к материалам, необходимым для выполнения его непосредственных обязанностей в механической мастерской отдела.

И все же было решено не пренебрегать возможностью иметь дополнительный источник информации в Лос-Аламосе — пусть хотя бы для поверхностного подтверждения данных, поступавших от более ценных источников внутри Лос-Аламоса.

После того, как Дэвид Грингласс уехал со встречи, Яцков и Розенберг в принципе договорились, каким образом будут поддерживать связь с Гринглассом после его возвращения к месту военной службы. Было решено, что через некоторое время Руфь переедет в расположенный недалеко от Лос-Аламоса город Альбукерк, что не вызовет никаких подозрений — так поступали жены многих военнослужащих, откомандированных в Лос-Аламос, и Дэвид будет навещать жену в выходные дни. Было также решено, что весной, в одно из воскресений к Дэвиду Гринглассу приедет связник из Нью-Йорка, установит с ним контакт по устному и вещественному паролю и заберет заранее подготовленные Дэвидом материалы. Вещественным паролем должна была служить одна сторона коробки из-под порошкового желе (jello box), разрезанная по кривой линии. Перед отъездом к мужу в Альбукерк одну часть картонки взяла с собой Руфь, а другую Юлиус передал нам, и Яцков вручил ее агенту Голду перед отъездом на встречу с Дэвидом Гринглассом. В качестве устного пароля связник по прибытии на квартиру к Гринглассу должен был сказать: «Меня послал к Вам Юлиус».

* * *