Признания невесты

«Награди меня этим, – молился он. – Даруй ее мне, и я никогда не отрекусь от тебя снова».

Бог, наверное, считал его обещания пустыми. Бог не имел оснований верить ему всецело. Вероятно, Бог возненавидел его за то, что он таким образом предает Лэнгли.

Некоторое время они сидели молча, не прикасаясь друг к другу.

– Ты стойко держалась сегодня вечером, – проговорил он наконец.

Она была великолепна. Невозмутимая. Хладнокровная перед лицом беды. Ей не изменила выдержка даже после скандального признания сестры.

Харпер оставался наиболее взволнованным – до тех пор пока Феба не подошла к нему, чтобы успокоить и убедить в том, что если они будут держаться вместе, то в конце концов добьются своего. Ее поведение укрепило Джонатана во мнении, что она вполне подходит Харперу. Ее духовная сила послужит для него опорой, укрепит его, сделает настоящим мужчиной.

– Ты так считаешь? – спросила Серена, и в голосе ее прозвучало сомнение. – Что касается меня, то я хотела бы найти более удачный выход из положения. Я очень тревожусь о ней. О них обоих.

– Ты вряд ли можешь найти этот лучший выход.

– Я просто не знаю, – сказала Серена, зажав переносицу между большим и указательным пальцами. Она согласилась отвезти сестру и Харпера в Гретна-Грин, поскольку там они могли бы вступить в брак без промедления, – законы о браках в Шотландии позволяли совершить процедуру без согласия родственников брачующихся.

– Это единственная возможность для твоей сестры сохранить надежду на поддержание приличного статуса в обществе.

– Я понимаю, но…

– И к тому же это избавит других твоих сестер от неприятностей в будущем, если они захотят вернуться в Лондон.

– Они собираются сделать это, – сказала она. – Как только я… выйду замуж.

Джонатан кивнул – внезапно возникший ком в горле помешал ему заговорить. Отсутствие Лэнгли давало возможность сделать вид, будто его вообще не существует. Однако он существовал и в данный момент ожидал в Лондоне свою нареченную.

Он повернулся к Серене и вгляделся в ее лицо при тусклом свете звезд.

– Как думаешь, сможешь ли это сделать?

– Я не знаю, – прошептала она. Эти слова потрясли Джонатана. Наконец-то она призналась в своем противоречивом отношении к Лэнгли. Он посмотрел ей в глаза – при ночном освещении они отливали серебром. – Я и в самом деле не знаю, Джонатан. Понимаю, что я должна. Обязана. Но…

– Ты не хочешь, чтобы он узнал, кто ты на самом деле, – докончил он вместо нее.

– Нет, не хочу. Уилл хороший человек. – Каждое из произнесенных ею слов походило на стон. – Но я обманываю его. Он был бы просто уничтожен, узнав правду обо мне. О Мэг…

Джонатан кивнул. Он понимал противоречие между ее страхом перед необходимостью исполнить обещанное и желанием избавить себя и свою семью от неизбежного крушения.

– На это нет бесспорно хорошего ответа, – сказала она. – Либо я выхожу замуж за Уилла и стараюсь ужиться с ним, быть счастливой и сделать счастливым его, понимая, что живу во лжи, либо не выхожу за него и страдаю от последствий. Больше всего я боюсь причинить ему боль.

– А как насчет меня?

Она слегка отпрянула от него.

– Что ты имеешь в виду?

Он помолчал, тщательно подбирая подходящие слова. Если он изложит ей свои подлинные мысли, они только напугают и оттолкнут ее от него, как напугали поцелуи в предыдущую ночь. Ему следует вести себя как можно мягче.

– Я ведь уже говорил, что не переставал думать и беспокоиться о тебе.

– Однако твои поступки изобличали неискренность и даже ложный смысл этого беспокойства.

В тоне, каким она это произнесла, не было гнева, в нем звучала глубочайшая, до костей пронизывающая тоска.

Джонатан крепко стиснул кулаки, едва удерживаясь от того, чтобы не вскочить с места и не забарабанить ими по кирпичной стене дома. Это он в ответе за тот горестный тон, за все то, что она выстрадала, с тех пор как он отрекся от нее.

– Я хотел тебя больше всего на свете даже тогда, Серена. Даже тогда, когда повел себя как настоящий осел. И все еще хочу тебя. Ты понимаешь, что это так.

Она поежилась.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом. Я не могу так поступить. Не могу.

– Мы не сможем избегать этой темы. Никогда не сможем ее не обсуждать.

Джонатан хотел дотронуться до нее, утешить. Убедить в том, что все будет хорошо. Но как могло бы это быть?

Он наклонил голову и коснулся губами ее щеки. От этого прикосновения его тело затрепетало.

Щека у нее была мягкая, теплая и сладкая. Он еще раз прижался к ней губами. И это прикосновение пробудило к жизни влечение, которое неудержимо притягивало их друг к другу. Серена, должно быть, ощутила то же самое, потому что ее дыхание стало прерывистым и она отпрянула от Джонатана.

У него стеснило грудь. Он дышал с трудом. Он так сильно, до боли, хотел ее.