Признания в любви. «Образ чистой красоты»

Но началось все же с просьбы о помощи. Конечно, Шпатц не имел никакой возможности вытащить бедного Андре из лагеря, я на это и не рассчитывала. Но он мог меня познакомить с кем-то из более влиятельных людей. Этим знакомым оказался Теодор Момм, очень кстати отвечавший в их новом правительстве за французскую текстильную промышленность. От одного упоминания об этом у меня возникла ностальгическая приязнь к Момму. Неужели французская текстильная промышленность еще существует? Оказалось, да, и местами неплохо.

Он был достаточно влиятельной фигурой, чтобы о чем-то просить для меня, но решил использовать новое знакомство в своих целях. Не подумайте плохого, это не Шпатц, Теодору Момму были нужны мои фабрики, а не мое тело, во всяком случае, одна из фабрик, расположенная в Маретце. Она не работала с того самого зловещего для меня 1939 года, и я даже не думала, что сумею возродить производство. Почему нет? – спросил Теодор Момм. Вы обеспечите работой много французов, а ателье и швейные фабрики – материалами. А ваш племянник сможет стать управляющим.

О, какой я дала повод для поливания грязью, когда согласилась на это… Неужели было бы лучше, если бы люди сидели без дела и жили впроголодь? Мы не делали снаряды для оккупационных войск, не производили ткани для армии Германии, никак не помогали оккупационным властям, зато мы давали возможность заработать французам, для которых каждое рабочее место было очень ценно.

Но я не собираюсь оправдываться, считаю, что не в чем. Зато Андре был освобожден, и вовремя, потому что слабые легкие (как и у его матери Жюлии) не позволили бы ему выйти из лагеря живым, бесконечные сквозняки, холод и дурное питание наверняка привели бы к печальным последствиям. Я виновата в том, что использовала свои знакомства, чтобы спасти племянника? Если это вина, то да.

А однажды мне пришла в голову гениальная идея. С самых первых лет выпуска моих духов у Вертхаймеров в их «Буржуа» я получала всего лишь 10 % от дохода. Сами Вертхаймеры имели остальное, вернее, сначала 20 % имел Теофиль Баде, познакомивший меня с этими пройдохами в 1924 году, но потом Пьер выманил у Баде и эти несчастные проценты. Разве это честно – мои духи, созданные для меня, по моему желанию и на мои деньги Эрнестом Бо, которые я сделала столь модными в Париже и которые именно благодаря моему имени оказались популярны по всему миру, приносили мне лишь десятую часть прибыли, а остальные девять десятых уходили в загребущие руки Вертхаймеров! Никто и никогда не убедит меня, что это справедливо.

Да, это большие деньги, очень большие, но все равно нечестно. Чем были бы они без моего имени? Что было бы с духами, не оплати я тогда старания Бо, не согласись рискнуть? Их вообще бы не было! Но у меня десятая часть, а у них девять десятых и доход от продаж по всему миру.

Если бы не оккупация, пожалуй, я так и продолжала бы безрезультатно воевать с Вертхаймерами, а они со мной, нанимая дорогущих адвокатов. Об одном из оккупационных законов, напрямую касавшихся меня и их, я услышала случайно от Момма (кажется, от него, но это неважно). Это был закон, позволяющий мне отобрать фирму у заклятых «друзей»! Вертхаймеры сбежали из Парижа в первых рядах, но фабрики-то остались. А если хозяев не было во Франции, на их предприятиях полагались новые управляющие.

Это был шанс, и я решила им воспользоваться. Я назначу своего управляющего, и тогда посмотрим, сколько у кого будет процентов. Мне плевать, что фабрика, производящая продукцию в Англии, разбомблена, тем хуже для Вертхаймеров. Они должны отдать мне мое во Франции!

Вы знаете, сколько в мире подлецов? О… вы даже не догадываетесь! Их в тысячи раз больше, чем кажется на первый взгляд. А готовых продаться за деньги и того больше. Я была наивной, полагая, что одна заметила угрозу для этих акул. Сами акулы тоже заметили и приняли меры раньше. Еврейская хитрость (недаром о ней все время твердил Ириб!) плюс их деньги снова позволили оставить меня в дураках.

Вертхаймеры нашли выход, они задним числом оформили продажу фирмы какому-то Амьо, он, видите ли, хорошо делал… самолеты! Конечно, это повод, чтобы вдруг заняться парфюмерной продукцией. И кто после этого рискнет утверждать, что они не обманщики? Если продажа была осуществлена за гроши, то почему не предложить эти акции мне? Знаете, что мне ответили? «Мадемуазель, вы отсутствовали в Париже, мы не знали, где вы». И это о какой-то паре месяцев, когда я ездила в Корбер и к Адриенне. Особой пощечиной оказалось то, что представителем нового владельца был назначен старый знакомый – сводный брат мужа Адриенны Робер де Нексон, который прекрасно знал, где я нахожусь. Нексоны в полном составе перестали для меня существовать, до самой смерти ее мужа даже Адриенна числилась в предательницах.

Не хочу вспоминать об этих днях, меня и сейчас переполняет злость, вызывающая спазмы в печени. Мися сказала, что у меня был вид пса, готового покусать всех. Она права, Вертхаймеров от участи быть разорванными в клочья спасло только пребывание за океаном.