Признания в любви. «Образ чистой красоты»

Я очень любила Мела, как и он меня, это родилось мгновенно, с первого взгляда, но не привело ни к чему хорошему, кроме рождения моего обожаемого Шона. Но когда мы встретились, до рождения Шона было еще далеко…

Познакомил нас Грегори Пек на вечеринке, посвященной благословенным «Римским каникулам». Мы влюбились друг в друга с первого взгляда, но это была отнюдь не платоническая любовь. Я уже видела Мела в только что снятой «Лили», где он играл кукольника, и просто обожала его экранный образ. Спокойный, красивый, он казался мне вторым Грегори Пеком. К тому же Пек и Феррер были друзьями!

Мел был женат уже в третий раз, причем первый и третий на одной и той же женщине. Он тут же затеял новый развод, хотя я вовсе не торопилась выходить замуж даже за того, кого обожала. Что-то подсказывало, что жизнь с Мелом не будет усыпана розами, а если и будет, то у них окажется слишком много шипов. К сожалению, так и вышло… Даже сильная любовь не всегда делает брак счастливым и долговечным.

Я для Мела Феррера была исключительно точкой приложения его сумасшедшей энергии. Если Джеймс Хенсон и обладал похожей энергетикой, то хотя бы не вся она была направлена на меня, отвлекал бизнес. У Мела его бизнес, все дело его жизни стало заключаться во мне. Первое, что он затеял, – постановка «Ундины» на Бродвее, где он сам играл рыцаря Ганса, в которого влюбилась нимфа воды Ундина. Ундиной была я. Романтическая история любви заканчивалась трагически – рыцарь умирал, а русалка отправлялась обратно в свое царство к подругам.

Режиссером спектакля стал знаменитый Альфред Лант, а его жена Линн Фонтанн стала для меня второй Кэтлин Несбитт.

Мел, предложивший мне пьесу и саму роль, был… весьма недоволен. Я не хотела играть на сцене. Чтобы заполучить меня на Бродвей, Мелу предложили роль Ганса, совсем этого не скрывая, но переписать текст, увеличив эту роль, отказались. Начались его стычки с Линн, потом с режиссером, я, как могла, сглаживала углы, но Мел словно нарочно назавтра разрушал все, чего вчера удавалось достичь.

Он сам признавался, что имеет непростой и даже скверный характер, но оказалось, что первой от этого характера должна страдать я. Режиссер советовал одно, Мел требовал совсем другое, я, не желая ссориться ни с одним, ни со вторым, делала вид, что прислушиваюсь, репетиции шли очень тяжело. После трудных и нервных съемок «Сабрины» мне очень хотелось отдохнуть и почувствовать теплоту добрых отношений, но ничего не получалось.

Еще хуже стало, когда мной в роли Ундины начали откровенно восхищаться. Не знаю, действительно ли играла так хорошо, но я очень старалась, словно своей игрой могла компенсировать Альфреду Ланту скандалы с Мелом. Феррер угрожал режиссеру уйти из спектакля и увести меня за собой. Я больше не могла терпеть и заявила, что действительно уйду, но только и от него тоже.

Премьера на Бродвее состоялась в феврале 1954 года, спектакль был встречен восторженно, хвалили всех, кроме… Мела Феррера. Мне было очень жаль, что он не сумел показать все свое обаяние, но мне тоже казалось, что роль романтичного рыцаря не для Феррера. За «Ундину» Альфред Лант получил награду как лучший режиссер сезона.

Удивительно ли, что к концу марта, когда вручались статуэтки «Оскара», я уже едва держалась на ногах? Мне была очень нужна мамина помощь, но этой помощи снова не нашлось. Маме не нравился Мел, это понятно, у него не было миллионов, как у Хенсона, не было надежного положения, а актерская стезя тяжела и доход неровен… Она приехала в Нью-Йорк, но моей игрой была довольна еще меньше Мела, а полученные высшие награды ее не впечатлили вовсе.

Нервы, нервы, нервы… Я едва держалась на ногах, грызла ногти (дурная привычка, от которой никак не удавалось избавиться), курила одну сигарету за другой, день ото дня худела и хотела одного – отдохнуть. После окончания театрального сезона мы уехали в Швейцарию. Мел настаивал на свадьбе, пусть и самой скромной. Мама, Кэтлин, Анита Лоос, Линн Фонтанн… все были против нашего с Феррером брака. Но если Мел чего-то хотел, он добивался этого обязательно, даже ценой разрушений.

В одном они с мамой сходились во мнении: лучшее средство от любой депрессии – работа! Мама прописала мне строгий режим и прогулки по утрам, а Мел заваливал все новыми и новыми сценариями. Почему-то даже они не понимали, что мне нужен отдых, слишком многое навалилось на меня за последние два года, я вымотана. Мама не понимала, что такое съемки и восемь спектаклей в неделю, а также сумасшедшее количество разных интервью или фотосессий. Но Мел-то знал!

Но даже желание заставить меня работать и соблюдать режим не примирило баронессу ван Хеемстра и Мела Феррера. Он звал меня замуж, мама была против, я была совершенно измотана, потому очень кстати оказался совет врачей подлечить мою астму горным воздухом Швейцарии. Не хотелось никого видеть, надоели постоянные стычки между мамой и Мелом, и я отправилась в Гштаад одна. Мама обиделась, мы почти поссорились. Мел оказался хитрей, он организовал себе съемки в Италии и был от меня недалеко.