Как ему объяснить, что три часа для съемок в очень людном месте Парижа удовольствие слишком дорогостоящее. График съемок расписан по минутам, потому что закрыть, например, Эйфелеву башню, чтобы мы могли беспрепятственно потанцевать на ее площадке, требует, кроме денег, и тысячу согласований. Натурные съемки, особенно в популярных у туристов местах, всегда сложны и очень коротки. Сейчас научились все делать на фоне картинки на экране позади или в студийных декорациях. Там фильтр, там немного тумана, там подкрасить, там подправить, и получится нечто похожее на Эйфелеву башню, на сад Тюильри, на Париж, Лондон, Нью-Йорк, даже дикие джунгли. Или вообще снимают на белом фоне, а картинку добавляют уже при монтаже.
Но в те времена еще снимали на натуре, и Эйфелева башня была настоящей. Как настоящей была лодка, в которой мы плыли по реке в Конго, полной бегемотов, настоящими – рынок, вокзал, люди в массовке, когда мы снимали «Историю монахини». Я бы не смогла играть наездницу, сидя на деревянной лошадке (настоящую подрисуют), не смогла бы изображать восторг от нарисованного на полотне Рима, как радовалась настоящему. Наверное, я устарела для современного кино. Но мне все равно нравится то прежнее, настоящее, со вкусом мороженого в маленьком рожке, с визгом шарахавшихся от мотороллеров прохожих, даже с огромными пауками в Конго. Там можно жить ролью, а не изображать жизнь.
Фильм удался, он получился веселым, в меру легким, неглупым и имел успех. Конечно, за такие фильмы не дают «Оскаров», но их очень любят зрители. Мне не удалось стать примой в балете, но я станцевала у подножия Эйфелевой башни и на площадях Парижа с Фредом Астером! Ради одного этого стоило учиться танцу в оккупированном Арнеме или мучиться от собственного несовершенства у мадам Рамбер в Лондоне.
Интересно, видела ли мадам этот фильм? А если видела, поняла ли, кто именно танцует? И что бы она сказала из-за несовершенства движений? Боюсь, замечания были бы не слишком лестными для меня, мадам всегда отличалась строгостью и нелицеприятными выражениями.
Очень хочется подвигаться так же легко, как в фильме, но я уже ничего не могу, мое время ушло. Сегодня подумала, что, не пройди я тяжелейшую школу сначала в Арнеме, а потом в местах бедствий, куда пять лет ездила вместе с Робом в качестве посла доброй воли ЮНИСЕФ, я не смогла бы вот так спокойно принимать конец собственной жизни. Когда видишь столько мучительных смертей других людей и их удивительное мужество, начинаешь понимать, что собственные проблемы не так уж велики.
А еще, конечно, роль сестры Люк в «Истории монахини» и общение с такими замечательными, божественными женщинами, как Кэти Халм и Мария Луиза Хабетс, а также Фред Циннеман, его супруга Рене и все-все, с кем мы создавали удивительный фильм – «Историю монахини».
«История монахини»
Мое собственное перерождение
Этот фильм не похож ни на какой другой из тех, в которых я снималась, а роль сестры Люк ни на какую мою роль, кроме самой последней, той, которую я играла последние (теперь я уже это знаю) пять лет моей жизни, будучи послом доброй воли ЮНИСЕФ.
Я так и не поняла, почему Ингрид Бергман пришло в голову предложить сыграть роль монахини мне с моей «Забавной мордашкой» после того, как я с увлечением танцевала с Фредом Астером и распевала «Бонжур, Париж!»… Режиссер фильма Фред Циннеман сказал, что он видел во всех моих ролях прежде всего глаза.
Конечно, я слышала о романе Кэтрин Халм «История монахини», но не удосужилась его прочесть. Когда Курт Фрингс сообщил о ни на что не похожем предложении, попросила прислать книгу. В это время мы с Мелом были в Мехико, где он ради заработка снимался в очередной пустышке. После провала телевизионного фильма «Майерлинг», в котором мы совершенно бесстрастно изображали горячую любовь друг к другу, было решено больше не играть вместе, потому я маялась от безделья, пока Мел работал.
Многочисленные предложения ролей и просьбы об интервью были, но мой агент по связи с общественностью Генри Роджерс получил твердые указания вежливо отказываться от любых интервью, а Курт Фрингс – от ролей разного рода нимф, очаровывающих взрослых мужчин. Надоело изображать Золушек, хотелось серьезной работы. И вот ее предложили.
В основу романа Кэтрин Халм легла подлинная история Марии Луизы Хабетс, пронзительная история духовных поисков и стремления быть полезной людям. Дочь знаменитого хирурга, Мария вступила в религиозный орден и приняла постриг под именем сестры Люк, чтобы работать в лечебнице. Ей очень хотелось отправиться помогать людям в Конго, но сначала пришлось работать в психиатрической лечебнице ордена. Только после такого послушания она была направлена в африканскую колонию Бельгии. В Бельгийском Конго сестра Люк провела почти девять лет, помогая детям и больным проказой.