Призрак Адора

– Очень хорошо, – выждав минутку, негромко сказал я Готлибу. – Пока они отвлечены, возьми десяток ребят и принесите все мачете с плантации. Посмотри, чтобы у каждого в руках было хоть какое-то оружие – на случай, если собаки выйдут на тропу.

– Будем точить? – смекнул он.

– Именно. С острым мачете можно сделать не две, а даже три нормы.

– Но ведь подносчики не будут успевать!

– Об этом уже подумал. Охранники завтра не у дел, мы как бы предоставлены сами себе. Я заберу у них лошадей.

– Нет, невозможно. Не отдадут.

– А я тут один секрет разузнал. Вот, кажется, скажи я им, что дон Джови велел зарезать друг друга, – так ведь возьмутся всерьёз за ножи. А он при ком-то из них приказал Хосэ дать мне всё, что потребую. Будут у нас лошади, будут. И мачете всю ночь точить будем. Никто и слова не скажет. Потому, что точить станем не таясь, открыто. Так что несите-ка их сюда, несите.

Самые важные распоряжения сделаны. Люди ушли по тропе, и тишина в той стороне говорит о том, что пока всё идёт хорошо. В лагере оживлённые разговоры и даже, как в это ни трудно поверить, смех. Длинный Нос кормил рабов небывалым ужином.

– Кажется, появилась свободная минутка, Томас? – проговорил кто-то рядом.

Пантелеус. Капли пота прочертили грязные дорожки на его покрытом пылью лице. Но глаза спокойные и даже довольные. Вот только кот, прятавшийся под одеждой у него на животе, а теперь показавший круглую плешивую башку свою в открытом клине ворота, имел вид тревожный и хмурый.

– Что, друг, – спросил я его. – В невесёлое приключение мы притащили тебя, верно?

Он быстро дёрнул кошачьим своим языком. Мелькнул, выказывая почти по-человечески осознанную опасность, его розовый кончик.

– Есть у нас дельце к тебе, – негромко сообщил лекарь, приминая ладонью на кошачьей голове встопорщенные острые уши. – Зайдём-ка в хижину. Пошептаться нужно.

Мы вошли в плотный, пропахший потом, кровью и настоявшимся человеческим страданием полумрак. Когда глаза привыкли и стали различать предметы, я увидел в углу большую охапку веточек, листьев и трав.

– Делаю вид, что начал собирать травы для нового рома, – приглушённо сказал Пантелеус. – Много нашёл хороших и сильных трав. Но главное – вот.

Он придвинулся ко мне, поднёс, оглядываясь, сжатый кулак к груди и раскрыл ладонь. На ней лежало несколько коротких коричневых палочек.

– Что это, – проникаясь его почтительным и осторожным к этим палочкам отношением, спросил я.

– Синявка, или Весёлая Габриэла, – ответил травник и непроизвольно передёрнул плечами.

– Красивое имя.

– Да, и сама трава-то очень красива. Когда цветёт – на синеватых её лепестках ярко горит по три алых пятнышка. Два – чуть вытянутые по вертикали, словно распахнутые в диком веселье сумасшедшие глазки. Под ними – пятно побольше, треугольное. Острым клинышком книзу, верхняя линия чуть вогнута. В точности растянутый в неудержимом смехе девичий ротик. Древние знахари, оставляя след её в своих рукописях, так и называли: Девочка Габи. Некоторые – Василисковая Габриэла. Ну и потом у разных народов были для неё разные имена: Ка-Туй, Карандора, Аспидка, Бирильца, Алые Глазки. Встречается исключительно редко, и многие врачеватели, занимающиеся травами, склонны считать её легендой, вымыслом. А вот мой учитель, встретившись с Габи, был так потрясён тем, что всё рассказанное про неё – правда, и, описывая то невероятное действие, которое оказывает на живой организм вытяжка из её корешков, называл саму траву не иначе, как Девочка Смерть.

– И как она нам… – начал было спрашивать я, уже прикасаясь к тревожной и сладкой догадке, какую именно пользу может нам принести это хохочущее алое девичье личико.

– Собаки, – совсем уже шёпотом произнёс Пантелеус. – За ночь я сделаю вытяжку. Останется только незаметно влить её в воду перед тем, как Хосэ будет поить собак.

– И что будет? – спросил я, почему-то вздрогнув.

– Человек умирает от неё минут через десять. Собака – через пять. Мышонок – мгновенно. Всё быстро и молча. Сдавленное горло, пена изо рта, выпученные глаза. Так, во всяком случае, нарисовано в древних рукописных травниках.

– А сколько нужно вытяжки, чтобы свалить всех собак? Для Хосэ останется?

– В сердце моём впечатана клятва. Никогда не использовать силу трав во вред человеку, какой бы он ни был. И как бы к тому ни принуждали обстоятельства. Но Хосэ – он не человек. Он зверь. Сделаю и для Хосэ.

ГЛАВА 9. ВОССТАНИЕ