Призрак Адора

– Сказал, сказал, – запрыгала на нём Алис. – Что вы все деньги на что-то истратили.

– Да? – вознегодовал я. – А не говорил, как он хвалился, что человечью кровь пил? Когда каких-то ловкачей на реях вешал? Сотнями? А?

– А-а-ай! – в восторге завизжала Алис. – Ну всё, Бэнсон, рассказывай!

А я повернулся к Эвелин.

– Мы и правда истратили почти все английские деньги, – сказал я ей. – Понимаю, что две свадьбы скоро, но… Теперь постараюсь быстро продать товары с “Дуката”.

– Зачем ты оправдываешься, Томас, – ласково упрекнула она меня. – Я давно уже знаю – так, как делаешь ты, – это так, как надо. Ты ведь купил что-то нужное?

Я на секунду смешался, не зная, как сказать – ведь предполагалось, что эту новость я преподнесу, соответствующим образом её приготовив. Да видно, нечего делать. Приходит срок – и без тебя вершится случай, ты же знай лишь поспевай по горячему следу. Я сокрушённо вздохнул, встал, выбрался из лохани с водой и, оставляя на полу и дорожках мокрые следы, прошагал к двери.

– Вставай, Бегемот, – сказал на ходу. – Пойдём уж, покажем эту страшную тайну.

И, распахнув дверь в коридор, крикнул:

– Вахта!

Расположенная напротив дверь выставочного зала приоткрылась, выпустив полосу света и клуб редеющего белого табачного дыма; в щель просунулась чья-то голова с жующим ртом.

– Пару вахтенных сюда, – сказал я.

Рот перестал жевать и исчез, дверь закрылась, обрезав свет, а я повернулся к радостно взволнованной компании. Бэнсон, виновато улыбаясь, сидел на полу, скрестив ноги, Алис рыженькой белкой устроилась на его плече, как на троне. Пряча улыбку, вытирала руки передником Эвелин, подобрались поближе старички Бигли.

– Где-то я видел большие подсвечники, а, Эвелин, Мэри? Давайте их сюда. О свечах сейчас распоряжусь…

Сказал, обернулся – и вот: двери распахнуты, дым радостно выбегает в коридор, а в освещённом проёме стоят двое, дальше – ещё десяток, все с оружием, лица напряжены и внимательны.

– Свечей две связки, – сказал я им с затаённой признательностью, – и три человека. Оружие оставить, воевать сегодня не будем…

Через минуту мы в сопровождении троих матросов с зажженными семисвечными канделябрами двинулись по покрытой прыгающими тенями лестнице на второй этаж. Я сам ступал здесь впервые, поэтому подолгу возился возле каждой двери, подбирая к ней ключ.

Чуть тронутые остатками вечерней зари, заляпанные косматым мечущимся светом свечей голые стены гулких пустых помещений. Длинные коридоры, комнаты, комнатки, каморки. Две разорённые, ограбленные ванные с торчащими из стен обрезками свинцовых труб. Хлам и мусор в углах. Куски ломаной мебели. Запах кислой капусты, жареной рыбы и пыли. На третьем этаже – комнаты поменьше, на втором – побольше, и одна из них – громадная обеденная зала, перегороженная для чего-то тонкими, кривыми, не достающими потолков дощатыми стенами. Я разглядел, наклонившись, что прибиты они не к полу, а к лежащим на нём деревянным брускам. Кивнул Бэнсону. Почти не напрягаясь, он по очереди отнял их, вместе с брусками, от пола и составил, словно громадные игральные карты, у дальней стены.

Да, зала. Да, громадная. Ярдов восемьдесят или девяносто квадратных, в темноте не разберёшь. Отсюда начинали обход, сюда и вернулись. Всё. Наполненное звуком гулких шагов и созерцанием пустых покинутых помещений путешествие завершилось.

– Том, а где жильцы?

– Мистер Том, а что вы купили? – одновременно спросили меня наши дамы.

– Вот это! – я широко раскинул руки в стороны.

– Что “это”? – озадаченно пискнула Алис, косясь на составленные Бэнсоном перегородки.

– Это! Вот всё э-то! – Не опуская рук, я повернулся вокруг себя; чуточку присев, подпрыгнул.

– О, Том, – изумлённо и тихо почти простонала Эвелин. – Ты купил весь дом?

– Весь, милая. С чердаком, двором и конюшней.

Ахнула моя невеста, с шумом выдохнули матросы, застонала и захлопала в ладоши Алис. Мистер Бигль воздел вверх руку в белой перчатке и покачал ею в знак восхищения. Алис снова увлекла всех в повторное путешествие, и все ушли, восторженно восклицая и капая воском на заваленный мусором пол. Мы двое остались в темноте. Эвелин подошла, подняла ко мне руки, прижалась, устроившись щекой на груди, и мы молча так простояли, стиснув друг друга, покачиваясь, пока не стали возвращаться ушедшие.

ЛЕОНАРД

Поднявшись на палубу, я немного поговорил с Энди.

– Баки хорошо проклёпаны? – спросил я его.

– До сих пор нигде не просочилось ни капли.

– Так они что же, залиты водой?

– Уже два дня. Перед отплытием, если понадобиться, поменяем воду на свежую.

Пластины стоят?

Конечно. Сам ставил, пред тем, как наполнить. Ночью возился, при свече. Никто не видел.

– Хорошо. Как Бариль? Справляется?

– Как боцман – незаменим. Мне с ним легко.

– Радостно слышать. Сколько матросов на борту?

– Чип, парусный мастер, я сам, смена из трёх часовых возле крюйт-камеры…

– Она уже заполнена порохом? – перебил я его.

– До верха. Оллиройс нашёл порох высокого качества и недорогой. Сам следил за погрузкой. Дверь замкнул, один ключ отдал мне, второй повесил на шею рядом с крестиком.

– Сейчас-то он где?