Призрак дома на холме. Мы живем в замке

Хелен Кларк, как мы и ожидали, обошла вокруг дома, непрерывно окликая нас. Постучала в заднюю дверь, и мы затаили дыхание, боясь пошевелиться: верхняя половина двери стеклянная и заглянуть внутрь совсем легко, но мы, слава Богу, на ступенях, ведущих в подпол, а открыть дверь ей не удастся.

– Констанция?! Мари Кларисса?! Вы здесь? – Она подергала ручку, точно хотела застать дверь врасплох: вдруг откроется, вдруг невзначай пропустит ее.

– Джим, – сказала она. – Я уверена, что они здесь. На плите что-то варится. Ты должен открыть эту дверь, – потребовала она. – Констанция, выйди, поговори со мной, я хочу на тебя посмотреть. Джим, – обратилась она к мужу, – они там, и они меня слышат, я уверена.

– Немудрено. Тебя, наверно, и в поселке слышат.

– Но вчера они наверняка неправильно поняли людей, и Констанция, конечно, очень расстроилась; я должна объяснить, что никто не хотел их обидеть. Констанция, пожалуйста, послушай меня. Я хочу, чтобы вы с Мари Клариссой на время переехали ко мне, а там уж решим, что с вами делать. Ничего страшного не случилось, все хорошо, скоро все забудется.

– Она дом не опрокинет?! – шепнула я, и Констанция безмолвно покачала головой.

– Джим, ты сможешь выбить дверь?

– Нет, конечно. Оставь их в покое, Хелен, они сами выйдут, когда захотят.

– Но Констанция все принимает слишком близко к сердцу. Я уверена, что она очень напугана.

– Оставь их в покое.

– Их нельзя оставлять одних, хуже и придумать ничего нельзя. Я хочу, чтобы они вышли и поехали со мной, я о них позабочусь.

– Не похоже, чтоб они хотели выйти, – сказал Джим Кларк.

– Констанция?! Констанция?! Я знаю, ты здесь. Выйди, открой дверь!

Я сидела и думала, что стекло на двери надо занавесить или закрыть картонкой: не дело, чтоб Хелен Кларк беспрестанно проверяла, что там у нас кипит на плите. А шторы на окнах надо сколоть булавкой, и когда Хелен Кларк примется снова колотить в двери, мы сможем посиживать за столом, а не прятаться в подпол.

– Пойдем, – позвал Джим Кларк. – Они не отзовутся.

– Но я хочу отвезти их к нам.

– Мы сделали, что могли. Приедем в другой раз; может, тогда им захочется с тобой поговорить.

– Констанция?! Констанция, пожалуйста, ответь мне.

Констанция, вздохнув, забарабанила пальцами по перилам лестницы – раздраженно, но почти бесшумно.

– Скорей бы ушла, – шепнула она мне на ухо. – У меня там суп выкипает.

Кларки пошли вокруг дома к машине. Хелен Кларк звала нас снова и снова, она неутомимо кричала: «Констанция?!» – будто мы скрываемся в лесу, или на дереве, или под листом салата, или вот-вот прыгнем на нее из кустов. Услышав урчанье мотора, мы выбрались из подпола, и Констанция сняла суп с огня, а я прошла к парадным дверям – убедиться, что Кларки уехали и двери заперты надежно. Их машина уже сворачивала с аллеи на шоссе, но в моих ушах все звенел голос Хелен Кларк: «Констанция?! Констанция?!»

– Все-таки она приходила пить чай, – сказала я Констанции, вернувшись на кухню.

– У нас только две чашки с ручками, – сказала Констанция. – Ей тут чай больше не пить.

– Хорошо, что нет дяди Джулиана, а то кому-нибудь досталась бы чашка без ручки. Ты уберешь комнату дяди Джулиана?

– Маркиса, – Констанция повернулась от плиты и взглянула на меня. – Что же нам делать?

– Дом мы убрали. Еда у нас есть. От Хелен Кларк спрятались. А что нам еще делать?

– Где нам спать? Как узнавать время? Что носить? У нас нет одежды…

– А зачем узнавать время?

– Еда в доме есть, но она тоже когда-нибудь кончится, даже консервы.

– А спать мы можем в моем убежище на протоке.

– Нет. Прятаться там хорошо, но спать надо в постели.

– На лестнице матрац валяется. Наверно, с моей кровати. Можно стащить его вниз, вычистить, высушить на солнышке. Там один угол обгорел.

– Отлично, – сказала Констанция.

Мы отправились к лестнице и, ухватившись за отвратительно мокрый и грязный матрац, стащили его вниз, проволокли через прихожую на кухню и – по чистейшему кухонному полу – к задней двери; с матраца сыпались щепки и осколки. Засов я отодвинула не сразу, сперва осторожно выглянула в окошко, потом вышла и осмотрелась: все спокойно. Мы вытащили матрац на лужайку и оставили на солнце возле маминой мраморной скамейки.

– Как раз тут всегда сидел дядя Джулиан, – сказала я.

– Сегодня чудесный день, вот бы ему посидеть на солнышке.

– Он в тепле умер, – сказала я. – Может, и солнышко перед смертью вспомнил.

– А шаль была у меня. Надеюсь, он не замерз. Знаешь, Маркиса, я посажу здесь что-нибудь.

– А я что-нибудь похороню в память о нем. А ты что посадишь?

– Цветок. – Констанция наклонилась и нежно коснулась травы. – Какой-нибудь желтый цветок.

– Смешно – вдруг цветок торчит посреди лужайки.

– Но мы-то будем знать, зачем он здесь, а больше никто не увидит.

– Я тоже похороню что-нибудь желтое, чтобы дяде Джулиану было потеплее.

– Но сперва, ленивица Маркиса, притащи-ка воды в кастрюльке и ототри этот матрац. А я пойду снова мыть пол на кухне.