Призрак ночи

– Извините. Наверное, это прозвучало очень странно.

– Вы говорите так, словно я шкатулка с секретом, которую вы хотите открыть.

– Но я имел в виду совершенно иное.

– А что вы имели в виду?

– Мне хочется узнать вас, Эйва. Всё – и мелочи, и серьезные вещи, о которых вы решитесь мне рассказать.

Я ничего не говорю, думая о том, что ждет меня в башенке. Как потрясен будет Бен, если узнает, насколько жадно я принимаю и удовольствие, и боль. Лишь капитан Броуди знает мою тайну. Он идеальный партнер, потому что никому ничего не расскажет и тем самым избавит меня от позора.

Мое молчание тянется долго, и Бен понимает намек:

– Уже поздно. Мне нужно отпустить вас домой.

Мы оба поднимаемся.

– Спасибо за приглашение. Мне очень понравилось.

– Нужно будет повторить. Может, теперь уже на воде?

– Я подумаю об этом.

Он улыбается:

– Мы дождемся идеальной погоды. Тогда волноваться будет не о чем.

Приехав домой, я обнаруживаю Ганнибала в прихожей; он сидит и ждет меня. Горящие кошачьи глаза наблюдают за мной. Интересно, что еще он видит? Чувствует ли он присутствие призрака? Я стою у подножия лестницы и принюхиваюсь к воздуху, но ощущаю лишь запахи ремонта – пахнет свежей краской и опилками.

В спальне я раздеваюсь и выключаю свет. А потом стою голая во тьме и жду, надеюсь… Почему мой таинственный гость не явился? Как можно приманить его? С каждой ночью, которая проходит без него, я все больше и больше боюсь, что призрака никогда не существовало, что он всего-навсего фантазия, рожденная вином и одиночеством. Прижимая руки к вискам, я задаюсь вопросом: а вдруг это и есть безумие? А может, это осложнение после кошачьих царапин, энцефалит или какое-то еще повреждение мозга – именно такое логическое объяснение приняла бы Люси. В конце концов, микробы видны под микроскопом, и их можно вырастить в пробирках. Никто не сомневается в их существовании, как и в том, что они могут сотворить хаос в человеческой голове.

Возможно, все это и правда вина Ганнибала.

Я забираюсь в постель и натягиваю одеяло до подбородка. Во всяком случае, это происходит на самом деле – я чувствую легкую шероховатость льна на своей коже, слышу шум океана вдалеке и раскатистое мурлыканье Ганнибала, лежащего рядом.

Никаких силуэтов не возникает во тьме, и сгущающиеся тени не превращаются в мужчину. Я почему-то знаю, что капитан не придет ко мне сегодня, а может, он и не был тут никогда. Но есть мужчина, который может оказаться в моей постели, если я захочу. Живой мужчина.

И мне пора сделать выбор.

16

Грот резко расправляется, и я хватаюсь за леер правого борта – «Каллиста» кренится на ветру, ее нос прорезает волны.

– Боитесь? – окликает меня Бен, стоящий у штурвала.

– Мм… немного!

– Не о чем беспокоиться. Сядьте и полюбуйтесь видами. У меня все под контролем.

И это правда. Я почувствовала, что управление в надежных руках, с того самого момента, как ступила на борт «Каллисты». Бен продумал каждую деталь, чтобы день прошел идеально. Газированная вода и вино охлаждаются в холодильнике, большая плетеная корзина для пикника наполнена сыром, фруктами и сэндвичами с курицей. Я предложила приготовить обед, однако Бен заверил меня, что обо всем уже позаботился, – так оно и есть. Я оглядываю безупречно чистую палубу, на которой все тросы аккуратно свернуты, каждая медная деталь сверкает, а тик сияет свежим лаком.

– Это судно не выглядит на пятьдесят лет, – замечаю я.

– Оно деревянное, и с ним много хлопот. Но «Каллиста» принадлежала моему папе, и он перевернулся бы в гробу, если бы я не заботился об этом шлюпе. – Бен бросает взгляд на грот и отпускает кливер-шкот. – Отлично, к повороту!

Он поворачивает нос к ветру, а я перебегаю к левому борту. Судно накреняется, и я снова оказываюсь над водой.

– Давно ли скончался ваш папа? – спрашиваю я.

– Пять лет назад. Ему было семьдесят, но он по-прежнему полный день работал в больнице. Он потерял сознание во время обхода. Я бы не хотел уйти так.

– А как бы вы хотели уйти?

– Уж точно не на работе. Я бы лучше оказался в море, как сегодня. Радуясь жизни с тем, кто мне приятен.

Его ответ звучит вполне небрежно, однако я слышу, как он делает ударение на последней части фразы «кто мне приятен». Отвернувшись, смотрю на береговую линию, где лес спускается к морю. Ни стежки, ни полянки – лишь чаща и гранитные скалы, над которыми кружат и пикируют чайки.

– Возле того мыса есть чудесная маленькая бухточка, – говорит он. – Мы можем там встать на якорь.

– Чем я могу помочь?

– Ничем, Эйва. Я привык плавать один, так что справлюсь.