Призрак ночи

Его крик словно пощечина, и я вздрагиваю от этого звука. Но не двигаюсь; не двигается и Бен. Мы смотрим друг на друга, и я внезапно осознаю его слова. Я думаю о Шарлотте Нильсон и ее разлагающемся теле, которое нашли в море. И о Джесси Инман, девочке, разбившейся насмерть в ночь Хеллоуина двадцать лет назад, когда Бен был подростком, как и она сама. В окно я смотрю на вдовью дорожку.

«Перила были крепче, чем казались».

– Ты же не хочешь покидать меня, Эйва, – тихо говорит он.

Я нервно сглатываю:

– Нет-нет, Бен, не хочу.

– Но все равно собираешься это сделать. Да?

– Это неправда.

– Я что-то не так сказал? Не так сделал?

Я лихорадочно ищу слова, способные его успокоить.

– Ты ничего плохого не сделал. Ты всегда был добр ко мне.

– Все дело в картине, так? Я рисовал этот дом.

Я напрягаюсь; эту реакцию сложно контролировать, и он видит мое напряжение.

– Я знаю, что ты была в моей студии. Знаю, что ты смотрела на эту картину, потому что на ней смазана краска. – Он указывает на мою руку. – Она до сих пор у тебя на пальцах.

– Разве ты не понимаешь, почему эта картина ужаснула меня? Ты же наблюдал за моим домом. Наблюдал за мной

.

– Я художник. Так поступают все художники.

– Шпионят за женщинами? Подкрадываются к дому по ночам, чтобы следить за окнами спальни? Ведь это ты влез в мое кухонное окно? Ты пытался пробраться в дом, когда тут жила Шарлотта? – Я снова расхрабрилась. Приготовилась к контратаке. Если я покажу свой страх, мой противник тут же победит. – Так поступают не художники. Так поступают маньяки.

Похоже, он поражен моим резким ответом, на что я и рассчитывала. Я хочу, чтобы он понял: я не собираюсь становится жертвой вроде Шарлотты, Джесси или других женщин, которым он угрожал.

– Я уже позвонила в полицию, Бен. Я рассказала им, что ты следил за моим домом. Я сказала, что они должны как следует присмотреться к тебе, потому что я не первая женщина, которую ты преследуешь.

Понимает ли он, что я блефую? Не уверена. Знаю только, что пора уходить, пока он сбит с толку. Я поворачиваюсь и иду вниз по лестнице – не торопясь, потому что не хочу действовать как жертва. Я спускаюсь спокойно и размеренно, как будто контролирую ситуацию. Как будто я ничего не боюсь. Я уже в коридоре второго этажа.

Пока все тихо. Меня не преследуют.

Сердце колотится так сильно, будто стремится вырваться из груди. Я шагаю по коридору в сторону второй лестницы. Мне осталось только спуститься по ступеням, выйти за дверь и сесть в машину. Бог с ним, с Ганнибалом, – сегодня ему придется самому о себе позаботиться. Я сваливаю отсюда и еду прямиком в полицию.

Шаги. За моей спиной.

Я оглядываюсь и вижу его. Его лицо искажено яростью. Этот человек совсем не похож на того Бена, которого я знаю; это кто-то иной, нечто иное.

Я мчусь ко второй лестнице. Но стоит мне достичь лестничной площадки, как он наваливается на меня сзади и сбивает с ног. Я падаю, падаю, падаю – кажется, жуткий полет-кувырок длится мучительно долго.

Я не помню приземления.

29

Тяжелое дыхание. Теплые дуновения, от которых шевелятся мои волосы. И боль, огромные пульсирующие волны боли, ударяющие в голову. Меня тащат по лестнице. Мои ноги ударяются о каждую ступень, а меня волокут все выше и выше. Я различаю только тени и слабый блеск бра на стене. Это лестница в башенку. Он тащит меня туда.

Рывок вверх через последнюю ступень – и я в комнате. Он опускает мое обмякшее тело на пол и переводит дух. Тащить такую тяжесть по двум лестницам очень утомительно; зачем он так напрягался? Зачем приволок меня в башенку?

Слышу, как он открывает дверь на вдовью дорожку. Я чувствую ток прохладного воздуха и аромат моря. Пытаюсь подняться, но мою шею и левую руку пронизывает боль, острая, словно по мне полоснули ножом. Сесть я не могу. Невыносимо даже пошевелить пальцами. Скрип шагов приближается, и вот он смотрит на меня сверху вниз.

– Они поймут, что это ты, – шепчу я. – Они узнают.

– Тогда они ничего не узнали. О том, что случилось двадцать два года назад.

«Двадцать два года? Он говорит о Джесси. О девочке, которая упала со вдовьей дорожки».

– Она тоже пыталась уйти от меня. Как ты теперь.

Он смотрит в сторону вдовьей дорожки, и я представляю себе холодную дождливую ночь Хеллоуина. Подростки – мальчик и девочка – ссорятся, а остальные парочки внизу пьют и тискают друг дружку. Он заманил ее наверх, а отсюда невозможно сбежать. Чтобы убить, нужно просто столкнуть со вдовьей дорожки. Даже спустя двадцать два года ужас, который пережила девочка, до сих пор витает в этой комнате, и он настолько силен, что его чувствуют те, кто способен слышать эхо прошлого.

В тот день, когда Ким поднялась сюда вместе с командой охотников за привидениями, ее потрясла вовсе не смерть Авроры Шербрук. Ее поразило убийство Джесси Инман.