Призрак Оперы

По словам Перса, Эрик был уроженцем Руана. Он был сыном подрядчика по каменным работам и в ранней юности бежал из дому, где его безобразие ежедневно огорчало его несчастных родителей. В течение некоторого времени он скитался по ярмаркам, где какой-то предприимчивый импресарио показывал его, как «живого мертвеца».

Кочуя, таким образом, по всей Европе, он часто сталкивался с цыганами, которые посвятили его во все тайны великой магии. Затем, в продолжение некоторого времени, о нем ничего не было слышно, пока, наконец, он не очнулся знаменитым на ярмарке в Нижнем Новгороде.

Он пел как никто на свете, мало того, он был чревовещателем и таким жонглером, что вернувшиеся с ярмарки в Азию купцы только и говорили о его фокусах. Таким образом, слух об этом необыкновенном искуснике проник и в Мазендеранский дворец, где скучала маленькая султанша. Один из купцов, только что приехавший с нижегородской ярмарки, подробно рассказывал, какие он видел чудеса в палатке Эрика. Купца позвали во дворец, и после того, как он, в присутствии Мазендеранского Дароги, рассказал все, что видел, последнему было поручено разыскать Эрика. Поручение было исполнено, и в течение нескольких месяцев малейшее желание Эрика считалось законом. Это дало ему возможность совершить немало преступлений и принять участие в нескольких выдающихся политических убийствах, к которым он отнесся с таким же спокойствием, с каким, благодаря своей дьявольской изобретательности, победил сражавшегося с Персией эмира Афганистана. Как раз в это время появляются на сцену «Розовые зори Мазендерана», о которых мы уже имеем представление со слов Перса.

Так как Эрик считался выдающимся архитектором и постоянно мечтал о постройке дворца, который по своему замысловатому устройству напоминал бы волшебные ящички фокусника, то шах, выказывавший ему особое благоволение, поручил ему выстроить такой дворец в своей столице.

Эрик превзошел самого себя и достиг в своем новом произведении такого искусства, что шах мог гулять по всему дворцу невидимкой и появляться и исчезать неизвестно куда и как. Когда постройка была окончена, восхищенный шах, по примеру одного выдающегося правителя, приказал выколоть Эрику глаза. Но затем ему пришло в голову, что даже будучи слепым, Эрик все-таки может, руководя работами, выстроить еще кому-нибудь подобный дворец, и главное, ему были известны все таинственные особенности созданного им зданья. А потому будет гораздо проще, если и сам архитектор, и его рабочие просто-напросто исчезнут с лица земли. Мазендеранскому Дароге было поручено привести эту высочайший замысел в исполнение.

Дарога, которому Эрик не раз оказывал всякого рода услуги, дал ему возможность бежать, за что и сам чуть-чуть не поплатился жизнью. К счастью для него, на берегу Каспийского моря был найден полу изъеденный морскими птицами труп, который, стараниями друзей Дароги, нарядивших утопленника в принадлежавшие беглецу одежды, выдали его за Эрика, благодаря чему весь этот инцидент кончился довольно благополучно. Дарога был лишен места, всех своих владений и изгнан из Персии, сохранив за собой только небольшую пенсию, которую у него, как у потомка знатного рода отнять было нельзя.

Между тем Эрик, пробыв некоторое время в Малой Азии, отправился в Константинополь, где поступил на службу к султану. Говоря о его деяниях в Турции, достаточно упомянуть, что все потайные люки, секретные запоры и волшебные комнаты, обнаруженные в Ильдизе во время последней турецкой революции, были устроены Эриком, точно также как и большая автоматическая кукла, как две капли воды похожая, на султана, которая, в случае необходимости, заменяла собой главу правоверных, не любившего появляться на публике.

Но скоро причины, принудившие Эрика бежать из Персии, заставили его покинуть и Турцию. Ему слишком многое было известно. Измученный своей скитальческой, полной приключений жизнью, он захотел обратиться в простого смертного и сделался самым обыкновенным подрядчиком каменных работ. Таким образом, он получил работу в здании Парижской Оперы. Но стоило ему очутиться в подземельях, как в нем снова заговорила его любовь ко всему фантастическому и таинственному. Мало того, он вспомнил про свое уродство и ему захотелось устроить себе такое жилище, куда бы не мог проникнуть ни один посторонний.

Все остальное нам известно. Бедный, несчастный Эрик! И он мог быть не хуже других, если бы ни его исключительное уродство, благодаря которому он вынужден был не только скрывать свою гениальность, но даже употреблять ее во зло, между тем имей он обыкновенную наружность, то, наверняка, стал бы выдающимся человеком своего времени. Он мог вместить в своем сердце целый мир, а должен был довольствоваться подвалом. Какая, достойная сожаления, участь!

Я горячо молился над его телом, чтобы Господь простил Эрику все его грехи. Он не виноват, что родился уродом.

* * *