Призрак рейхсляйтера Бормана

Для мальчиков и девочек, похищенных фашистами в разных странах, существовали приюты «Лебенсборна». Туда принимали детей только «нордического типа»; остальных — в концлагерь. Один из приютов находился в Австрии, в Обервайсе. У доставленных туда под конвоем СС ребят измеряли нос, лоб, череп, делали анализ волос, остава крови. Проводились также специальные тесты-опросы. Все это входило в так называемую «расовую оценку». На основе этих данных чины СС принимали решение, достоин ли данный ребенок «стать сыном великой ермании». «Недостойных» ждала смерть. Воспитанникам прививались нацистские «добродетели»: преданность фюреру, жестокость, ненависть к неарийским народам, слепое повиновение «педагогам» из СС. Тех самых СС, которыми руководил «закадычный враг» Бормана — Генрих Гиммлер...

«Лебенсборн» — одна из самых невинных идей убийцы за письменным столом, повинного в мучениях и гибели миллионов человек. Особый цинизм «деяниям» Бормана придает то, что его преступные планы были направлены главным образом против совершенно беззащитных — гражданского населения, военнопленных, женщин, детей.

Стоит ли после этого удивляться, что одержимость Брмана в осуществлении человеконенавистнических заделов нашла свое признание у нацистского преступника № 1 — Адольфа Гитлера.

Не будучи на виду, но тонко действуя за кулисами, Борман приобрел ни с чем не сравнимое влияние в Третьем рейхе».

Осуществляя «глобальные» идеи фюрера, он одновременно сумел прибрать к рукам огромный партийный аппарат НСДАП. А став к тому же личным секретарем Гитлера, получил особые полномочия: никто отныне не мог прийти к фюреру без санкции Бормана; только через него к «наци № 1» попадали различные документы. Через него осуществлялся фильтр лиц, имевших право информировать Гитлера. Гитлер постепенно привык к тому, что Борман находился в его кабинете во время любой беседы.

За свою пёсью преданность и рвение Борман был удостоен высшего звания не только в нацистской партии, но и в СС — обергруппенфюрер. А к 1944 году Борман был уже ближайшим к Гитлеру человеком — и по духу, и по иерархии.

Правда, тогда уже фашистская Германия неудержимо неслась в пропасть.

Наступало время расплаты. Под ударами Красной Армии «тысячелетний рейх» разваливался на глазах.

На поминках рейха

Господин обергруппенфюрер! Все готово. Можно выступать.

Коренастый человек в форме генерала СС с наброшенным поверх мундира темным кожаным пальто, с записной книжкой в руках, оторвав взгляд от окна, сквозь которое в утренней дымке проступали развалины гостиницы «Кайзерхоф» на Вильгельмсплац, повернулся к говорившему.

Крутой, с глубокими залысинами лоб, пересеченный шрамом, был нахмурен. Слова бригаденфюрера СС Циглера вывели Бормана из состояния глубокого раздумья... Только что он просматривал записки своего дневника, вспоминая события последних страшных дней...

Из дневника Мартина Бормана:

«Воскресенье, 29 апреля.

Второй день начинается ураганным огнем. В ночь с 28 на 29 апреля иностранная пресса сообщила о предложении Гиммлера капитулировать. Венчание Адольфа Гитлеpa и Евы Браун. Фюрер диктует свое политическое и личное завещание.

Предатели Йодль, Гиммлер и генералы оставляют нас большевикам!

Опять ураганный огонь!

По сообщению противника, американцы ворвались в Мюнхен!

30.4.45 года

Адольф Гитлер λ[7]

Ева Г. λ».

Перед глазами у Бормана стояли шестеро детей Геббельсов, которым несколько часов назад был дан смертельный яд. Магда сама (доктор Кунц отказался) разжимала уснувшим детям рот, вкладывала ампулы и сжимала челюсти. А потом еще пригласила на чашку кофе: «Посидим часок, как в добрые времена...» В эти предутренние часы 2 мая ее труп, вместе с трупом мужа, обгоревший, лежал в изрытом воронками саду имперской канцелярии.

Геббельс... Этот хромающий выскочка и хвастун еще 27 апреля заставил выйти «Берлинер фронт-блатт» («Берлинский фронтовой листок»). Надо же дойти до такого маразма, чтобы обратиться к жителям города со словами благодарности. Да какими!

«Браво вам, берлинцы!

Берлин останется немецким! Фюрер заявил это миру, и вы, берлинцы, заботьтесь о том, чтобы его слово оставалось истиной. Браво, берлинцы! Ваше поведение образцово! Дальше так же мужественно, дальше так же упорно, без пощады и снисхождения, и тогда разобьются о вас штурмовые волны большевиков... Вы выстоите, берлинцы, подмога движется!»

Борман знал, что Геббельс, как всегда, лгал: подмоги не было и быть не могло. До бункера имперской канцелярии глухо докатывался рокот орудий. Не знал Борман Другого: как далеко отсюда находятся русские.

А между тем Берлин — столица «тысячелетнего рейха» — вот уже три дня как окружен. Горели целые кварталы.