Призраки и пулеметы (сборник)

Британец вскрывает черепную коробку соседнего томми и высыпает туда кристаллы Маленькой Тьмы из своего кисета. Закрывает. Подходит к следующему. Всего в двух шагах от Мити.

Медлить нельзя.

Давай, мальчик, давай. Не подведи меня. Мити щекочет вялыми эйгир замерзшие шестеренки томми и чувствует, как самой ей становится холодно – сон подкрадывается ближе. Но шестеренки со скрипом начинают вертеться. Шаг, еще один.

– Ну-ка, стой, – мягко и уверенно говорит британец. Он не сомневается, что томми послушается. Томми обязаны беспрекословно слушать британцев. Не в этот раз. Иди, милый, иди, мальчик. Мити ласково подталкивает его вперед. Мити не знает, куда пойдет томми, но это и неважно. Где угодно будет лучше, чем здесь.

Большая Тьма гневно плещется в своей темнице. Ее яростный вопль должен расслышать даже британец. Не слышит. Британцы слепы и глухи.

Мити успевает заметить, как, в точности выполняя приказ Большой Тьмы, томми принимаются громить надежную тюрьму, в которой Тьма заперта.

Не закрывать глаза. Мити не слышит больше ничего, не видит ничего и ничего не хочет. Все, на что она способна, – не закрывать глаза. Остались только они, последний оплот реальности. Сон сомкнул мягкие лапы и тянет ее вниз, вниз, в белую бездну. Но пока глаза открыты, она здесь.

Опутанный Маленькой Тьмой, томми догоняет их, когда они почти добрались до цели.

– Не уйдешь, – шипит Маленькая Тьма из его головы, и томми наносит удар.

В этот самый миг снотворное в крови Мити взрывается снежной бурей и забирает Мити в страну медведей и хитрых белок. Девочка спит.

16. Капитан Удо Макинтош собирается наверх

Туловище и голова томми были изрядно помяты в битве. Без рук, предусмотрительно снятых Мозесом, выглядел он жалко и безвредно. Равнодушное лицо, испачканное сажей, производило впечатление трагической маски. Никаких особых примет, обыкновенный носильщик. Как и у всякого носильщика, имелась в туловище этого томми камера для особо ценных вещей.

– Что там? – спросил Макинтош, зная ответ заранее.

Мозес молча отворил дверку.

Внутри, укрытая старым клетчатым пледом Мозеса, спала девочка. Крошечная. Макинтош не дал бы ей и пяти лет. Бледное луораветланское лицо, черные волосы. Свернулась калачиком.

Умкэнэ.

– Я оставил ее внутри, боялся разбудить. На звуки-то она не реагирует, – Мозес осторожно, с нежностью прикоснулся к светящимся волосам умкэнэ. – Вот, вишь, загадка природы. Вроде спит малышка мирно, а случись что не по-ее, останутся от нас всех рожки да ножки.

Он посмотрел на свою металлическую руку пристально, будто ожидая видимых изменений от прикосновения к луораветланскому ребенку.

– Ты хотел спрятать ее от меня? Почему?

Мозес не ответил, но капитан понял все сам. Старый черт боялся, что Макинтош без лишних раздумий убьет ребенка. И ведь, надо признать, это было бы самым разумным, пусть и циничным решением вопроса. Совершенно в духе холодного бесчувственного Макинтоша.

Что изменилось?

– И не поймешь ить, что она там внутри себя делает. Может, черным льдом командует. Очень может быть.

Макинтош покачал головой. Черный лед луораветланы не любили особенной нелюбовью. Едва ли не больше пароходов. Лед опасен, говорили они. Что тут ответишь? Да, опасен. Об этом известно всякому моряку. И эфир опасен. А уж флогистон как опасен – это любой мальчишка расскажет. Лед – другое дело, убеждали шаманы. Но объяснения их были путаны и наивны – с привлечением первобытной луораветланской космогонии, Кутха, Кэле и прочих то ли животных, то ли богов. Потому британцы только весело отмахивались. Соблюдая, однако, строгое условие: не привозить лед ни в порт, ни тем более на Землю Науканскую.

Где-то наверху, под потолком, тревожное шипение репродукторов сменилось потрескиванием, затем послышался голос.

– Внимание-внимание, говорит пост номер один. Сообщение для капитана Удо Макинтоша. Удо. Повторяем по буквам: У-Д-О, – голос в репродукторе шипел и булькал. – Дорогой капитан Удо Макинтош, если вы немедленно не вернете нашу ценную собственность, мы вынуждены будем применить к вам чрез-вы-чайные меры. Чайные, вы слышите? Любите ли вы чай, капитан?

Репродукторы захлебнулись страшным каркающим смехом.

– Кошки, стервец, не иначе! – всплеснул руками Мозес. И добавил задумчиво: – Это он, собака, всю мою систему, значит, зацентровал.

Макинтош тревожно оглянулся на умкэнэ – как бы не проснулась. Но та даже не шевельнулась.

– Одно могу сказать наверняка, – сказал Мозес. – Хохотун этот употребил пол-унции льда, никак не меньше.

Макинтош кивнул. Ему приходилось общаться с подледниками. После трубочки-другой те делались веселейшими людьми, деятельными и активными. И невероятно самовлюбленными. Особенно легко в зависимость от черного наркотика попадали люди творческие: когда у них было достаточно льда, они становились королями мира. Веселыми и страшными королями мира.

– Повторяем. Капитан. Я говорю – капитан. Как слышно? Короток сачок, мышка прыг да скок, зонтик развернет и опять уснет, – голос затихал, скатываясь в какое-то невнятное бормотание.