Призраки истории

В Новгороде с 1228 по 1462 год было возведено не менее 150 церквей. Москва о таком строительстве и мечтать не могла. Такое мог себе позволить только очень богатый купеческий, ремесленный город. В Новгороде и его младшем брате Пскове дороги и торговые площади мостили бревнами! И — страшно сказать — в Новгороде был тогда водопровод. Москва о нем и не слышала! Узнала только через века.

Новгород ведь входил в Ганзейский союз городов. Это удивительное образование. Ганза существовала четыре века! Она объединяла 70 городов Северо-Западной Европы. Пусть со временем и она не устояла перед централизацией государственной власти, но Ганза заложила многие основы нынешнего европейского миропорядка. Новгород тогда был еще неполноправным членом союза, исключался, затем снова восстанавливался. Но тем не менее был вовлечен, участвовал в европейской жизни европейской торговой организации.

Издатель моих книг как-то спросил меня, на современный разговорный лад: «А как ты думаешь, мог удержаться этот средневековый русский офшорчик в Новгороде?»

Не мог. Ход нашей истории был таков, что никак не мог. Централизация власти в Средневековье объективна. Что для Руси, что для Европы. Взять ту же Германию или Италию с их вольными городами-республиками.

Но при этом отличие — как земли от неба.

В Италии и Германии единое централизованное государство складывалось из многих вольных, одинаковых

городов. А Новгород на Руси был один-единственный, с особым устройством. И он один противостоял уже сложившемуся централизованному государству. Новгород был для всех почти чужой. Подобен зерну между громадных каменных жерновов. Между Литвой-Польшей, немецким Орденом и Москвой.

Пойти на торгово-политический союз с Западом до такой степени, чтобы полностью оторваться от Руси, он не мог, потому что народ православный. Вера имела тогда основополагающее значение. Хоть Новгород и сам выбирал архиепископа, но духовная власть патриарха московского распространялась и на духовенство новгородское, и на народ. К тому времени в Литве уже победило католичество, Литва становилась чужой. А Москва была своей. Страшной, опасной, но своей. Веками Новгород пытался через договоры сохранить свою независимость в рамках федерации, как сказали бы мы сегодня. В статусе особой экономической и политической зоны. Москва соглашалась, подписывала договоры, но с каждым десятилетием все больше и больше прав забирала себе. Не забудем, что и население города, и высшие, и низшие слои, были политически неоднородны — среди них и сторонники Москвы, и сторонники Литвы. Но когда стало окончательно ясно, что Москва не пощадит новгородские вольности, вече постановило идти на союз с Литвой.

С королем Казимиром был заключен договор.

Королевские тиуны, живя на Городище, не имеют права держать при себе более пятидесяти человек. Король не покушается на православную веру. Король не ставит римских церквей ни в Новгороде, ни в пригородах, ни по всей земле Новгородской. В случае похода на Новгород московского князя король обязуется «садиться на коня со всею Радою литовскою и оборонять Новгород».

Но было поздно.

Когда царь Иван III пошел в поход на Новгород, король Казимир не защитил новгородцев — у него в то время возникли свои внутренние и внешние политические сложности. Новгород остался один на один с московской ратью. Была битва на Шелони, которая закончилась полным поражением новгородцев. Затем — еще несколько лет волнений, второй поход московского царя, окончательное лишение вольностей, вплоть до вывоза вечевого колокола в Москву.

А жестокая, кровавая, маниакальная расправа Ивана Грозного, через сто лет(!) после вывоза вечевого колокола в Москву, не имела никакого более или менее серьезного повода. Но такова была ментальная ненависть русских самодержцев к Новгороду. В Иване Грозном — помноженная на его психическую болезнь.

Повторю: в Германии и в Италии, при включении торговых городов-республик в общее централизованное государство, речь шла только о власти. Там не было столкновения менталитетов. Столкновения систем, основ жизни.

А в случае с Новгородом — все иначе.

Все усобицы на Руси были понятны обеим сторонам — и великокняжеской власти, и ее врагам, удельным князьям и заговорщикам-узурпаторам. К примеру, одновременно с новгородско-московским противостоянием разворачивалась кровавая смута потомков Ивана Калиты и Дмитрия Донского. Василий Косой сверг с великокняжеского трона своего двоюродного брата Василия. Но затем Василий, набрав сил, разбил рати Косого, вял его в плен и выколол ему глаза.