Наутро 18 мая я был уже в Ревеле, где отправился к проживавшему там около Екатериненталя на одной из улиц, идущей поперек главной, кажется, Рыбной – командующему флотом Балтийского моря, вице-адмиралу Николаю Оттовичу фон Эссену[115]
. Он уже чувствовал себя нездоровым, однако вышел ко мне, и мы вместе с ним прошли в Екатеринененталь, к памятнику «Русалка»[116], причем по дороге он меня расспрашивал о цели моей поездки и о политическом положении во флоте. Сев на скамейке в парке, я ему доложил о цели моей командировки и о положении во флоте, причем сказал, что во флоте никакого брожения на политической почве не наблюдается и что сведения начальника Кронштадтского жандармского управления полковника Тржецяка, которые к нему поступают, частью раздуты, а частью и совершенно не соответствуют действительности, являются полным вымыслом, порождением его фантазии и придавать значения им не следует. Поговорив еще о текущих военных новостях, мы дошли с ним до его дачи и, расставаясь со мной, сказал мне: «Внушите, пожалуйста, Панферову, капитану I ранга, начальнику обороны островов, бывшему командиру Кронштадтского флотского полуэкипажа, что эти острова имеют для нас первенствующее значение и с потерей их мы теряем все Балтийское море и выхода к Зундским проливам, а это равносильно потере всей морской кампании». После того я адмирала Эссена больше не видел, так как он умер в Ревеле в конце мая или начале июня 1915 года от расширения сердца.В Ревеле от знакомых морских офицеров узнал, что сообщение с островами через Балтийский порт не налажено, а через Гапсаль хотя и ходит пароход, но нерегулярно и, кажется, в ремонте. Ввиду чего я отправился вечером поездом на Ригу, через Тапс, куда и прибыл на другой день, утром, 19 мая. В Риге я узнал, что на Аренсбург ходит два раза в неделю зафрахтованный морским ведомством небольшой коммерческий пароход «Дагмар» и что пойдет он дня через 3. Приходилось ждать.
В Риге я зашел к начальнику Лифляндского управления, генерал-майору Волкову, принявшему меня крайне нелюбезно. Не говоря ему о цели моей командировки, я только просил его в случае надобности не отказать в содействии, на что он и дал свое согласие, так как острова входили в его район.
Побродив по Риге, я вечером отправился ужинать в Верманский парк, и, возвращаясь к себе в Петербургскую гостиницу, где я остановился, я на Александровском проспекте обратил внимание на следующее явление. В одном из угловых домов, выходивших на улицу, пересекавшую проспект, названия не помню, в угловом доме на правой стороне, если смотреть от немецкого театра и старого города, в верхнем этаже, на площадке террасы – балконе появлялись и исчезали огни, похожие на вспышки электрического фонаря с сильной батареей. Я остановился и стал наблюдать. Действительно, по направлению к гавани и Митаве на балконе вспыхивали и погасали огоньки, чередуясь короткими и длинными вспышками. Будучи знаком с азбукой Морзе, которую я изучал на курсах в корпусе жандармов, я зафиксировал два слова на немецком языке, по-видимому, окончание фразы «…», т. е. «военных трое». Прождав некоторое время и не заметив более сигналов, я пошел к начальнику жандармского управления генералу Волкову, разбудил его, так как он уже спал и вышел ко мне крайне недовольный, я доложил ему о виденных мною сигналах, на что получил ответ: «Все это ерунда, Вам просто показалось». Я, видя, что дальнейшие разговоры излишни, раскланялся и ушел.
Через два дня я выехал на пароходе «Дагмар», впоследствии взорванном немцами в Рижском заливе, отправился в Аренсбург, куда и прибыл через 18 часов, после перенесенной в Рижском Заливе большой бури. В Аренсбурге я встретил на пристани капитана I ранга Панферова Константина Александровича и доложил ему о цели моей командировки. Отправившись в местную гостиницу, я тотчас же приступил к выполнению возложенного на меня поручения. В результате моего обследования до первых чисел июня выяснилось следующее положение.