– Грубый, страшный, как там вас называют? На злобу дня ожил вампир? Нет, дорогой мой Эль Кукуй (
– Не журналистка? Да я задницей чувствую диктофон в твоем декольте.
– Так. Давай ты прекратишь ронять себя в моих глазах и успокоишься. Бросим эту битву харизмы, договорились? Тебя принесли сюда с сердечным приступом, и не стоит искушать судьбу дважды. У меня к тебе предложение, а у тебя ко мне… Ну не знаю, чего могут хотеть мужчины в твоем возрасте с кучей денег? – она окинула его взглядом и улыбнулась, – Хотя ты неплохо сохранился.
– Наглая и самоуверенная, ну что ж, мое внимание – твой приз за находчивость и смелость. Говори, зачем пришла, но знай, я ужасно нетерпелив.
– Учту.
Луису показалось, что девушка вдруг потухла на миг и тень пробежала по ее лицу. Было видно, как нелегко ей начать повествование. А может это была мимолетная ненависть? Впрочем, могло и показаться, однако, Гальярдо стало не по себе.
– Я думал ты храбрее, во всяком случае первое впечатление было очень убедительным, – уколол свою незваную гостью Луис и тут же столкнулся с ледяным взглядом карих глаз.
– Оно таким и останется, уверяю. Я начну свою историю издалека, сеньор Гальярдо. Но обещаю, тебе не будет скучно, – она встала и налила себе стакан воды из кувшина рядом с кроватью. Сделав пару глотков, Айелет вновь вернулась на прежнее место.
– Моя фамилия Скаат. Фамилия в определенных кругах достаточно известная, и тебе она точно знакома.
– А, так значит ты дочь Адама Скаата, владельца одной из самых влиятельных фармацевтических компаний в стране, – сказал Луис, поморщившись, понимая, с кем имеет дело.
– Да, и я не удивлена, что ты в курсе. Ты же лично знаком с моими родителями.
– С Адамом виделись как-то раз. Это правда.
– Папа он был… то есть он слишком увлечен редкостями. Неудивительно, что вы встречались. Он белая ворона в нашем роду. Первый врач-бизнесмен посреди целой династии дипломатов. Моя мать, которой это всегда ужасно нравилось. И я, готовая сделать что угодно, лишь бы не идти по его стопам, – сказала Айелет печально, но быстро взяла себя в руки и снова стала похожа на ядовитую искусительницу.
– Хоть я и родилась в Тель-Авиве, детство мое прошло в Мадриде. В лучшей его части. Но счастливой девочкой я была до пятнадцати лет. А все началось с того, что родители, внезапно устроив ад на земле, отправили меня в закрытый колледж в Севилье. Я не очень-то и скучала по ним, да и отец, по-моему, не особо переживал, что любимая дочь вынуждена отправиться в изгнание. Чего, наверное, не скажешь о маме. Но это сейчас я понимаю, что они старались уберечь меня от самих себя, а тогда… Но обо всем по порядку, – вздохнула Айелет и отвернулась к окну.
Иногда понимаешь, что обладание даром получать все чего хочется, работает не всегда. Айелет купалась в достатке, а престиж ее многоуважаемой семьи сформировал в девочке особое мнение об окружающем мире. Если ты не дочь известного врача, то дочь посла, президента или даже монарха. Так она всегда думала, не видя другой жизни, ожидая, что это навсегда. Проходят дни, и тебе уже не шесть, твой кругозор ограничен социальным кругом, семейные традиции и правила выжжены клеймом на твоей душе. От дочери Скаат-старший требовал усердия в учебе и примерного поведения. И, если первое давалось ей легко, второе стало тяжким бременем. Частые банкеты и мероприятия, на которые ее брали родители, обязывали Айелет демонстрировать безукоризненное знание этикета, испанского языка и культурных ценностей собственного народа. Но по натуре своей, она была бунтаркой и всячески старалась препятствовать своей роли идеальной дочери. «Умная, но избалованная» – такой ее считали учителя, самодовольной называли сверстники в спецшколе, эгоисткой называл отец. Но в день, когда ее жизнь изменилась, она почти была готова стать Айелет из родительских сказок. Смирилась и приняла свое будущее, осознав, что дерзость и гордость – причина ее бед.
Все случилось страшным ноябрьским вечером. Как в дешевом фильме ужасов с привидениями, пятнадцатилетняя Айелет проснулась от громких криков и, желая узнать в чем дело, в одной пижаме бросилась прочь из своей спальни. Она бежала по длинному коридору второго этажа мимо притихшей прислуги, столпившейся возле двери отцовского кабинета, надеясь, что ее укроют и защитят. Но никто не глядел на испуганного подростка и не остановил. У самых дверей раздался еще один вопль (кричала женщина), и хриплый совершенно чужой голос отца кричал что-то в ответ.