Призраки в Берлине

Закончив своё прощальное слово, Талль дал отмашку своему помощнику и тот, передёрнув затвор пистолета, приблизился к Колесову.

Неужели, всё это происходит со мной на самом деле? – в последний момент подумал Алексей.

И в эту же секунду прозвучал выстрел, и его палач беспомощно осел на землю.

– Сожги их всех, Колесов! – услышал он за спиной голос недобитого немцами полковника Клименко. Из его обессилевших рук выпал миниатюрный дамский пистолет, которым он только что убил последнего фашиста в своей жизни.

Стрельба на берегу вызвала суматоху. Талль с оставшимся помощником заметались на крыле самолёта.

– Внутри танка огнемёт, – из последних сил с трудом произнёс Клименко.

Колесов бросился внутрь танка. Он не знал, как выглядит огнемёт и нервно стрелял глазами по всем внутренним закуткам машины. Увидев баллон с присоединённой к нему трубой, он схватил это устройство и быстро выбрался наружу.

Гидроплан запустил двигатели. От работающих винтов вся гладь озера мгновенно покрылась рябью. Талль с помощником всё ещё были на крыле самолёта, пытаясь выяснить, что случилось на берегу.

– Я не умею им пользоваться, – закричал Колесов, держа в руках совершенно незнакомое ему оружие.

Если бы полковник Клименко был ещё жив, он, конечно, подсказал бы ему…

Укрывшись за бронёй танка, Алексей крутил и нажимал на трубе всё вентили и кнопки в надежде случайно привести огнемёт в действие. Внезапно, у него получилось, и он облил огнём траву под ногами. Поняв принцип действия этой трубы, он выбежал из-за танка и, в три прыжка спрыгнув с косогора берега, облил Талля вместе с его помощником огненной струёй. Эти твари даже не успели закричать: их тела, словно соломенные чучела, мгновенно обуглились, превратившись в чёрные, корявые головешки.

Подняв обороты двигателя, гидроплан стал медленно отчаливать от берега. Колесов подбежал к самому краю озера и пустил в сторону самолёта пятидесятиметровый язык пламени. Несмотря на то, что горящая смесь покрыла весь его фюзеляж, гидроплан начал разгон по поверхности озера. Когда скорость самолёта приблизилась к взлётной, горящая смесь воспламенила его двигатели, и в воздух он поднялся с идущим от моторов огненным шлейфом.

Гидроплан с горящими двигателями стал кружить над озером, сохраняя надежду в критической ситуации совершить спасительную посадку на воду. Когда пламя перекинулось на крылья, пилоты приступили к заходу на посадку, но в этот момент последовал взрыв топливных баков. Огненным шаром самолёт рухнул в холодное весеннее озеро Хайфель.

Конец путешествия

– Что с тобой? На тебе лица нет, – пыталась растормошить его Настя.

А он угрюмо молчал. Пока сохранялась надежда, что последние слова Талля были блефом, он решил не сообщать ей о грозящей опасности. Если в 22.30 за ними придёт тот самый утренний самолёт, и они благополучно отправятся домой, он, конечно, откроется Насте и расскажет всё, что произошло с ним в этот день. Но самолёта не было.

Между тем, туристическая группа, переполненная впечатлениями от посещения Берлина, была в полной эйфории от прошедшего тура. Им не терпелось поскорее вернуться в Москву и поделиться со всеми переполнявшим их восторгом.

Задержки с обратным вылетом были и раньше, но сейчас эти минуты казались Колесову роковыми. В 12 часов ночи надежды не осталось, – самолёт так и не пришёл.

Настя отправилась поднимать боевой дух туристов на случай, если им всё же придётся заночевать на аэродроме в Штраусберге. Похоже, ей это удалось. Послышался дружный смех: никто из путешественников был не против провести ночь на кромке взлётного поля, встречая на земле и провожая в небо десятки винтажных машин с красными фонарями на крыльях.

Алексей промолчал всю ночь, так ничего и не сказав Насте. На туристов ему было наплевать. Эти, – подумал он –  выживут в любую эпоху. А что будет с ним? С Настей?

Своей новой судьбы он не знал. Только одно было точно известно, – в декабрь 2018 года ему никогда уже не вернуться. Дома он оставил наряженную ёлку. Думал вернуться сразу в праздник.

Нет, плакать не стоило. Что он оставил в той жизни, чтобы плакать? Кроме ёлки, дома его никто не ждал. Тридцать пять прожитых лет показались ему теперь пустой тратой времени в бесконечном поиске высоких заработков, новых машин, красивых девушек…

Отныне ему предстояло жить хотя и в родной, но совсем незнакомой стране. Та непутёвая жизнь, что он навсегда оставил в будущем, казалась ему теперь Эдемом по сравнению с тем, что его ждало в 1945-м. В лучшем случае, если он докажет, что не был власовцем, его ждёт год фильтрационных лагерей. Но как он – человек без документов – это докажет? И как он оказался в Берлине, ему тоже предстоит объяснить. А это тянуло уже больше, чем на год. Конечно, в 1955-м или, в крайнем случае, в 1956 году его выпустят. Когда и если он выйдет на свободу, ему будет уже 46 лет. И у него не то, что квартиры в Москве, – вообще никакого жилья не будет. Жить в таком суровом времени он был не готов.

– Агентства больше нет. Талль мёртв. Никакой самолёт за нами не придёт, – под утро признался он Насте.