Денис был вынужден сразу же уехать по вызову в участок, а Агата вместе с Тиной и Данилой засели в комнате с пианино, когда Марк занялся сжиганием изложенного на бумаге прошлого. Они наверняка решали судьбу Кристины — и его судьбу. Но он со своей судьбой давно определился.
Теряющая цвет и форму бумага скручивалась в пепельные волны, разбивающиеся в огне друг о друга на искристые тлеющие брызги.
На запах гари сбежался Даниил и, метнувшись к окну, ловким движением отворил форточку.
— Марк, ты что? Задохнуться хочешь? — воскликнул он сквозь прерывистый кашель.
Марк виновато опустил голову, когда он встал около него и вместе с ним стал заворожено наблюдать за разрушительной силой огня. Марк готов был поклясться, что Данила думал о том же — о том, как горел Дом Слёз, выжигая страшную память. Отчего-то легче от это совсем не было. Скорее от такой развязки Марку стало ещё хуже. Но Данила задумчиво улыбался, должно быть, счастливый от того, что он благополучно выручил Марка из беды, и что он справился с той ответственностью, на него возложенной. Тетрадь догорала до последней стадии, когда Даниил, наконец, сказал:
— Мы тут с Агатой посоветовались…. В общем, мы решили, что тебе стоит пожить у нас ещё несколько дней. Мы посмотрим на твоё состояние, а потом отпустим с миром и заново причислим к числу живых. Ты согласен?
Спорить не имело смысла. Однако они уже столько для него сделали, что в понятиях Марка просто выходило за рамки нормы. Святые на земле, который раз подумал про них Марк. И он ответил:
— Да, согласен. С вами мне будет поспокойнее.
— Поспокойнее?
Марк понял, что Даниле нужны объяснения:
— Я хочу подготовиться к абсолютно новой жизни. Я бы больше не хотел быть ни как Немо, ни как Марк Вихрев. Я хочу стать новым собой, с новой историей и новой миссией. И мне, правда, нужна передышка — и люди, которые меня поддержат, — и Марк улыбнулся тому, кого стал считать своим самым лучшим другом после Тимофея.
— Абсолютно новая жизнь, говоришь? Что же, ты хочешь взять себе и другое имя?
— Возможно. Если это поможет стать мне другим человеком.
— Ага, — ответил Данила. — Я, конечно, понимаю тебя и твоё рвение начать всё сначала, но я бы тебе не советовал отказываться от прошлого, какое бы оно у тебя ни было. Как-никак, это послужит тебе фундаментом для стремления в будущее.
— Я и не отказываюсь от него до конца. Но я однозначно больше не тот Марк, каким я был до первой смерти.
— Что ж, главное, что ты всё понял.
— Я очень надеюсь на это, — сказал Марк.
После этого он заперся в ванной, чтобы привести себя в порядок. Скинув с себя синий джемпер — очевидно, это был его любимый при прошлой жизни, — он по привычке посмотрел на себя в зеркало. На настоящего себя. Вот он какой на самом деле. Ярко-синие глаза отсвечивали решимостью, гладкие сальные волосы свисали по бокам, прикрывая уши и часть щёк, щекоча плечи. Сколько всего повидала душа, которой принадлежало это лицо.
Взглядом Марк спустился на грудь, и его передёрнуло от увиденного.
От того места, за которым билось его сердце, тянулись паутинки шрамов, порочной меткой выступая на его коже. Они тихо ныли, пульсируя в глубине, и чем больше Марк смотрел на них, тем заметнее и темнее они становились.
На шрамы растворяющихся призраков.
Его сердце закололо. Шрамы змейками расползлись дальше по груди. Пагубная способность полутени проявила на теле ту проказу, что он носил в душе. Она таяла. Таяла, даже будучи заточённой во плоти.
Это был конец.
— Уходишь? — забеспокоился Марк, когда после завтрака Тина поспешно собралась покинуть квартиру.
— Да, — сказала Тина, накидывая на себя пальто-инвернесс. — Мне же надо как-то избавиться от этого! — она показала на водолазку, где по-прежнему темнело запёкшееся пятно крови. — Но я ещё приеду, ты не бойся.
— А чего мне бояться? — сказал Марк. — Тебе не стоит бояться. Ты больше не пострадаешь из-за меня.
Тина остановилась на полпути, застёгивая пуговицы, и замерла в смущении.
— Давай я провожу тебя, — предложил он. — Я бы как раз был не прочь подышать свежим воздухом.