Призраки забытых могил

– Сто долларов, – ляпнула Тюля. Столько брала Вивиан из «Красотки» за час. А она бы и за двадцатку согласилась, но решила держать марку.

– Ишь ты, – хмыкнул дядька. – Ладно, запрыгивай.

Тюля поднялась со скамейки и двинулась к джипу, но ей преградила путь высокая блондинка в алом платье и короткой леопардовой шубе. В ней было жарко летом, и у мадам по лицу лился пот. Она вытирала его, тональник размазывался, забиваясь в морщинки, которых было множество. Издали жрица любви выглядела отпадно и молодо, а вблизи нелепо и потасканно.

– Пошла отсюда, корова, – процедила она и больно ущипнула Тюлю за грудь. Вцепилась в сосок, как клещ.

– Мишель, отвали от девчонки, – обратился к ней дядька.

– Что ты нашел в этом куске сала?

– Он свеженький. Не то что ты. – И уже Тюле: – Не бойся ее, иди ко мне.

Она хотела это сделать, но Мишель не позволила. Сначала попыталась толкнуть конкурентку, да не смогла сдвинуть Тюлю. Тогда залепила пощечину, царапнув по лицу своими накладными когтями.

– О, куриные бои! – довольно воскликнул мужик. – Это интереснее петушиных. Трахну ту, кто победит!

Это подстегнуло Мишель. Она накинулась на Тюлю, та же просто сгребла ее и повалила. Подмяла под себя. Мужик из джипа захохотал.

Тюля уже праздновала победу, но, как оказалось, рано. На помощь Мишели пришли ее товарки. Вдвоем они стащили ее с поверженной соперницы и уже втроем начали пинать. Потенциальный клиент тут же дал по газам. Ему не нужны были неприятности. А они наклевывались: менты, что следили за порядком на Тверской, реагировали на массовые драки, даже если их устраивали те, кто им приплачивал.

Проститутки, чей хлеб пыталась отобрать залетная малолетка, могли покалечить Тюлю. Они били не для острастки, а зло, по-настоящему. Вкладывали в удары всю силу и ненависть к миру.

– Суки, трое на одну? Это нечестно! – услышала Тюля возмущенный вопль. То кричала девчонка, что ошивалась возле скрипачки. Она бежала в их направлении, чтобы разнять драку.

– Отвали, – ответила ей Мишель и пнула Тюлю по лицу. С такой жестокостью ей еще не приходилось сталкиваться. Ее унижали словесно все кому ни лень, бабка иногда оплеуху отвешивала, но никто сильно не бил. – Иначе тоже получишь!

– Еще посмотрим, кто… – И заступница с разбегу ударила Мишель в живот головой.

Что было дальше, Тюля не узнала, она потеряла сознание. Очнулась уже в милицейском «бобике». Никто ей не собирался вызывать «Скорую». Дали платок и бутылку воды, чтобы девушка утерлась и не пачкала кровью салон. Вместе с ней в машине были три проститутки-агрессорши и ее заступница.

– Спасибо тебе, – поблагодарила ее Тюля.

– Пошла ты, – огрызнулась та и утерла разбитый нос рукавом.

– Нет, правда, я очень тебе благодарна. За меня ни разу никто не заступался.

– И не будет, если продолжишь стоять на их точке. Вон, смотри, сутенер идет. Ща все уладит, их отпустят, а мы в обезьянник поедем.

– Может, мне с ним поговорить?

– Зачем?

– Попроситься под крыло.

– В рабство хочешь, дура?

– Нет, но если без сутенера не заработаешь…

– Сколько тебе лет? – спросила Матвей.

– Четырнадцать исполнилось сегодня.

– Малолетка, еще паспорта не получившая. Он не возьмет тебя под свое крыло. Но тебе и не надо, я помогу с клиентами. А теперь слушай, как себя надо вести…

Тогда все хорошо закончилось. Тюля изобразила невинную дурочку, которая просто любит гулять по Тверской. Она, школьница с московской пропиской, и не думала себя продавать. Но на нее напали злобные бабы без регистрации, с кем-то перепутав.

Когда дело было замято, девчонки пошли в подвал, где отметили день рождения Тюлиной Дарьи Михайловны. По случаю вместо пива девочки пили сладкий алкогольный коктейль и ели безе – оно легкое, можно на копейки купить огромный пакет. А Богема еще и заморочилась, собрала из него торт, залив горку печенья сгущенкой, а в центр свечку водрузила. Тюле было велено загадать желание. Та так и сделала (стать элитной проституткой, а в двадцать выйти замуж за клиента-миллионера) и задула пламя.

Матвей не обманула. Она на самом деле взяла на себя роль сутенера Тюли. Но с «Бродвея» ее убрала на задворки и ценник снизила. Себе она забирала четверть и иногда присылала тех, от кого зависело их нахождение на Тверской: когда братков, когда ментов. Тюля была благодарна Матвею, хотя та постоянно ее обзывала сосальщицей и не ела с ней из одной посуды. Для остальных девочек у нее тоже «добрые» слова находились, поэтому глупо было на нее обижаться.

* * *

Матвей начала драться еще до того, как ножками пошла. Что не по ее, сразу в нос. Получали от нее и нянечки, и детишки. Ее оставила в роддоме мать-наркоманка, отказалась от дочери, чтобы вернуться к привычному образу жизни. Олю отправили в дом малютки.