Константин Томилов

Призвание

Посвящается моему отцу Николаю.

"Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его. Долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое"

(Псалом 90)

– Мальчик, откуда ты? – чуть поморщился молодой благообразный священник почуяв еле различимый в волнах праздничного благоухания, исходящий от отрока запах.

– С Гурунакских болот, отче, – весь скукожился от стыда ребёнок, – Вы почувствовали? Простите, ради Христа простите! Мама отговаривала меня идти сюда на Праздник, но я ее очень и очень просил. Она несколько раз искупала меня, и эту одежду мы у наших родственников одолжили, которые неподалёку отсюда живут…, а всё равно от меня пахнет…, простите!

Мальчик заплакал.

– Ну, ладно, ладно, малыш, – смягчился недавно покинувший стены "альма-матер", ещё не растерявший напитавшей его там духовности, не зачерствевший от придворной службы отец Димитриус, – Бог простит. А где твои родители? Ты что, один здесь?

– Да, святой отче. Мой папа пошёл в наш храм, который возле того места где мы живём, а маму и мою тётю, её сестру, стражники сюда не пустили.

– А ты как же?

– Не знаю, отче, я когда заходил, то они меня не остановили, вот я и здесь! – с благоговением поднял взгляд ребёнок, ещё раз оглядывая купол кафедрального собора.

– Ну, ну, не отвлекайся, – с лёгкой брезгливостью прикоснулся к чистой, аккуратно причёсанной голове ребёнка молодой священник, – в чём каешься?

– Ох! Господи, Иисусе Христе! – тут же затараторил глядя на Евангелие мальчик, – прости меня, прости меня грешного! Знаю я, знаю и верю, что нельзя роптать, и нельзя завидовать, но ничего, ничего не могу с собой поделать! Всё время спрашиваю сам себя, и всех своих родных, и батюшку нашего прихода измучил своими вопросами: почему одни живут богато, сыто и радостно, а другие бедно, голодно и в сплошном горе? Ведь, как наш священник говорит, вся наша страна – христиане, а дети христовы должны любить друг друга? А какая же это любовь, если богатые грабят, унижают и презирают бедных? Мне много раз уже говорили, что это не моего ума дело, что надо смириться и жить, так, как Господь именно мне предначертал. Я, из высказываний святых отцов, даже наизусть выучил: "всё что у меня есть, происходит по Воле Божьей, даётся мне во Благо и содействует моему Спасению", твержу это про себя, твержу, а толку никакого. Прости меня, Господи!

– Ну, хорошо, хорошо, достаточно! – прервал Димитриус словесный "водопад", напуганный такими речами исходящими из уст семи-восьмилетнего ребёнка, живущего в предместье свинопасов.

Получивший Разрешение Грехов и Благословение на Причастие, мальчик широко улыбнувшись, посмотрев снизу вверх на священника, спросил:

– А правда, что сам митрополит со Святыми Дарами к народу выйдет?

– Да, конечно, – невольно улыбнулся в ответ племянник владыки.

– Точно?!

– Точнее некуда, можешь мне поверить, я это знаю наверняка, – кивнул головой Димитриус, незадолго до этого беседовавший с дядей.

– И может быть и я?! – задохнулся от невероятности предположения правнук "грязного раба", – может и мне посчастливится у него Причаститься?

– Кто знает? – пожал плечами священник, кивая головой следующему в очереди на исповедь, — Пути Господни неисповедимы.

– Ух, ты! – как искупнувшийся воробышек, встряхнулся всем своим тщедушным тельцем мальчик и исчез, растворился в многочисленной толпе.

– За что я тебе деньги плачу?! – раздался хлюпкий звук пощёчины. Шагнувший в келью к своему дяде Димитриус остановился на пороге. Не замечающий его прихода митрополит продолжал разгневанно метаться перед вытянувшимся во фрунт верзилой, начальником охраны кафедрального собора:

– Куда твоя стража смотрит?! Куда ты сам смотрел набирая на работу таких олухов?! – вновь подбежал к тупо лупающему зенками главному охраннику дядя и залепил ему увесистую затрещину, от которой тот затрясся всеми своими жирными телесами, – как этот щенок, этот вонючий худой поросёнок проскочил внутрь храма? Да ещё и к Причастию затесался между высокородными детьми? Объясни мне, как?! Как такое могло получиться?

– Не знаю, Ваше Святейшество, – сокрушённо пожал широкими плечищами стражник, – он, когда Вы из врат вышли, прям ниоткуда среди приличных появился. Не вытаскивать же его было при всём честном народе. А потом, когда Вы мне знак подали, чтобы задержать его, я сам, с двумя своими "на перехват", а он, как только от Чаши отошёл, так как сквозь землю провалился. Да и не мудрено, он же совсем ещё мелкий, как клоп…