Призвание миротворца

Его руки сотряслись от сильного удара Логоса, проходящего отточенным лезвием по животу Никты. Сотрясение мгновенно передалось в грудь, в голову, Марк замер потрясённый и ошеломлённый. Отброшённая ударом хранительница неловко пятилась, стараясь удержаться на ногах, затем остановилась и осела, тяжело дыша. Меч её опустился.

С ужасом Марк глядел на неё и на снег у её ног, боясь увидеть на чистой белизне красные капли. Но это им овладел обычный человеческий страх, не слышащий доводов глубокого мистического чувства, говорящего, что Марк таки раскрыл секрет Логоса…

Наследие Первого миротворца, спустя целое поколение, возродилось в руках Седьмого.

Удар, который должен был прорубить девушку до позвоночника, не причинил ей ни малейшего вреда. То же самое глубинное чувство подсказывало Марку, что даже синяка на её теле не останется.

Хранительница поднялась и обернулась к лесным чародеям:

— Вы всё видели! — крикнула она. — Поединок Правды закончен: Маркос победил и он невиновен! Если кто-то захочет это оспорить, тогда пусть вызовет на поединок меня!

От группы фигур отделился высокий чародей в чёрной шубе и медленно подошёл к месту поединка. Марк всё ещё пребывал в шоке. Ему было всё равно, для чего чародей берёт из его рук Логос, тщательно изучает лезвие, проверяет остроту и, наконец, возвращает меч обратно. Потом с минуту смотрит Марку в глаза, стремясь понять, что скрывается за оболочкой его серых глаз, опьянённых схваткой и, кивнув головой, возвращается к своим.

Марк поднялся. Никта успела сходить к чародеям, о чём-то с ними переговорить и вернуться к нему. Глаза её сияли. Тёплый, ободряющий взгляд не оставлял даже призрачного намёка на то безумно-холодное выражение, которое таилось в них во время поединка.

— Они поверили, Маркос, — с улыбкой сказала она. — Этот чародей был тем, кто громче всех настаивал на мести за Дальмара. А сейчас он сказал, что твои глаза не лгут.

— А та юная чародейка, что порывалась в бой? Она тоже поверила? — зачем-то спросил Марк.

— Поверили все, Маркос. Кроме одного человека.

— Хозяйки?

— Нет. Все, кроме Амарты.

В ушах зашумел налетевший порыв ветра, когда Марк услышал это имя.

Глава восьмая. Дороги сходятся

(Спящая сельва)

Наутро жар стих. Вельма всё ещё была слаба и даже приподняться на своём ложе ей было трудно. Она не помнила, как её спустили вниз, но знала, что пик её болезни уже позади, а зелья и снадобья травников клана быстро восстановят силы. Это особенно злило. Подлый колдун из Тёмного Круга уже дважды сделал ей этой болезнью коварную подножку. В первый раз из-за этой напасти она не успела попрощаться с отцом. Во второй — не смогла выйти на поединок, которого так желала. Вместо этого её заставили молча смотреть на жалкие трюкачества миротворца и его хранительницы.

— Вас всех провели, как мелисских ротозеев, — Вельма бросила Хозяйке Леса гневный упрёк, едва открыла глаза. — Неужели никто из вас не понял, что они не собирались причинить друг другу вред!

— А разве смысл Поединка Правды в увечьях? — мягко ответила Хозяйка. — Разве эта традиция предков существует не для поиска истины?

— И что с того? Вы нашли её? Да вас разыграли!

— Даже Лаван признал, что миротворец доказал свою невиновность.

Доводы наставницы Вельму только злили.

— До чего вы все наивны здесь в сельве! Я не раз сталкивалась с Седьмым миротворцем, и знаю свойства его меча. Эта магическая штуковина способна и на трюки почище.

— Суть не в мече, Вельма, а в сердце того, кто держит его в руках. Поединок Правды был нужен лишь для того, чтобы увидеть сердце этого аделианина. Понять, что его наполняет. Этот человек не убивал Дальмара.

На губах чародейки появилась кривая усмешка, но прежде, чем она бросила Хозяйке новый упрёк, та проговорила:

— Но мне не убедить тебя в этом, Вельма. Потому что ты очень хочешь, чтобы убийцей оказался именно Маркос. Когда-то ты враждовала с ним. Потом смирилась с его существованием, осознав, что он тебе не враг. Однако смерть и завещание твоего отца вновь пробудили в тебе давнюю ненависть. А теперь её разогрело убийство Дальмара. Ты вновь обращаешься к старому идолу мести.

— Это моя жизнь, — прошептала Вельма с усталым безразличием.

— Разве мало тебе было скорбей? Разве мало болей ты перенесла, чтобы понять, куда приводит твоя жажда отомстить?

— Это моя жизнь, — повторила Вельма. — И моё проклятие. Я не могу стать иной. Меня никто не изменит. Я не верю ни в твоих духов сельвы, ни в аделианского Спасителя, — глядевшая до сих пор чётко в распахнутые ставни, Вельма обратила взгляд изумрудных глаз к Хозяйке. — Я никогда не прощу миротворцам то, что они сделали с моей семьёй. Пусть Маркос и не имеет к этому отношения, но он миротворец… Долго он в сельве не задержится. Раньше или позже он двинется на юг. И я последую за ним.

— Вельма…

— Я не собираюсь его убивать. Но если вдруг окажется, что он может стать причиной возрождения проклятия миротворцев… я сделаю это с чистой душой.

Хозяйка смотрела на неё с осознанием собственного бессилия перед тёмной страстью, пленившей её воспитанницу.