На Марка испуганно пялились наёмники: многие из них его узнали и поспешили отойти от него, как от прокажённого.
— Кто этот наглый еретик, говорящий о мире с кровожадным родом злодеев?! — возопил Глашатай в ответ, заглушая взволнованный шёпот наёмников. — Кто ты такой, что смеешь осквернять слух отважных воинов наместника Кивея богомерзкой речью, равняющей аделиан и предателей рода людского?!
Марк выступил вперёд. Его трясло от негодования, в гнев повергала одна мысль о том, что такие вот проповедники ездят по всей округе, и страх, обычно подступающий к нему в таких ситуациях, совершенно исчез.
— Я воин Дубового Листа. Сражавшийся с солимами. Получивший рану, которая была бы смертельной, если бы не помощь Лесного Воинства. Воинства, которое ты, сам лживый еретик, поливаешь наглой клеветой! Я долгое время провёл в Лесном Воинстве и теперь знаю правду. Знаю, что не было бы причин у лесных чародеев начинать войну, если бы морфелонские воины, наученные такими как ты сарпедонскими шавками, не сжигали их жилищ и святынь…
— Мерзкий мятежник!!! — зашёлся в отчаянном вопле Глашатай, пресекая всякую возможность спора. — Слышите, все?! Это бессовестное порождение Хадамарта в своих лживых речах преступило все законы королевства, храмового учения и заповедей Спасителя! Взять его!
Марк умолк, с опозданием уразумев, что в безрассудстве не рассчитал силы: закон и власть при любом раскладе будут на стороне сарпедонского посланника. Из-за помоста выступили четверо суровых нездешних воителя в палаческих одеяниях — личная стража Глашатая Войны, чтобы хватать и отправлять на суд непокорных.
За спиной раздался лёгкий шорох извлекаемых клинков Лейны.
— Только посмейте прикоснуться к нему, сарпедонские падальщики! — кошкой прошипела воительница.
Сарпедонцы молча обнажили мечи, не замедляя шага. Они были убеждены, что стоящий перед ними смутьян безоружен, а девка им не угроза.
В мгновение ока Марк выхватил из тряпичной сумочки книжный свиток. Он заметил злорадную ухмылку Глашатая, решившего, что вольнодумец вздумал защищаться цитатами из священной книги.
…В следующее мгновение посланник Сарпедона застыл с отвисшей челюстью. Логос вспыхнул обоюдоострым мечом — двое палачей шарахнулись, прикрывая глаза, словно от яркого света, двое других, что были ближе к Марку, неловко отскочили назад и растянулись в грязи.
Сжимая меч обеими руками, Марк замер, погружённый в состояние странной отрешённости. Ощущение, что он спасен, смешалось со скорбным чувством бессилия что-либо изменить.
— Миротворец… — робко прошептал кто-то из наёмников, и его тут же подхватили другие голоса. — Миротворец… Седьмой миротворец. Он всё это время был с нами! Десятник Подорлик — Седьмой миротворец! Гляди, а эта воительница — не дочь ли Сельвана? Точно, это же Никтилена!
Никта незаметно появилась рядом, и меч её был обнажён.
— Чего смотрите?! Хватайте их! — опомнился Глашатай. Теперь он взывал к наёмникам, быстро подсчитав, что его четвёрки явно недостаточно, чтобы справиться со столь опасными мятежниками.
Воины перешёптывались, поглядывали на своих десятников, но и те пребывали в замешательстве. Марк чувствовал и понимал, что говорить ему нечего. Что бы он ни сказал этим людям — любое его слово будет расценено, как слово бунтовщика, призывающего к мятежу и свержению власти наместника Кивея. Не для этого он пришёл в Каллирою…
— Маркос, что ты натворил?.. — прошептал за спиной Сурок и дёрнул его за рукав. — Уходим! Да скорей же, пока они не опомнились!
Не опуская меча, Марк медленно попятился, отходя от помоста.
— Взять его! Взять! — кричал Глашатай, словно науськивал собак. — Хватайте его или сами станете сообщниками мятежника!
Но никто толком не повиновался. Кто-то из десятников приказал своим людям броситься в погоню, однако сделал это столь неуверенно, что воины медленно поплелись вслед мятежникам, словно ноги их были в колодках.
Подняв свои сумки и вещевые мешки, четверо друзей спешно направились к лесу.
Мелфай больше не возвращался к своим размышлениям о жизни и призвании. День ото дня он становился всё более решительным в словах и действиях. Впереди была цель — звание мага, и он к ней упорно двигался. Он всё чаще сидел в библиотеке, изучал структуру магических кристаллов, чертил астральные символы и концентрировал мысли на формулах заклинаний. В начале лета состоится его первое испытание, и если всё пройдёт успешно — ему вручат личный посох. И хотя до лета ещё хватало времени, Мелфай уже начинал испытывать взволнованную дрожь. Как он выступит? Что скажут учителя? Пока что он преуспел только в магии поиска, но в день испытания от него могут потребовать что угодно. Что-нибудь из той же боевой магии, которая ему упрямо не даётся. Или из магии фигурных элементов, что ещё сложнее.