Призвание варягов

И в этом контексте он приводит историю прославленного Замолксиса – ученика Пифагора, ставшего объектом почитания у гето-даков. Логика Магнуса понятна: он идет вслед за Иорданом, предложившим гетов считать готами, поэтому гето-дакийский Замолксис является для Магнуса законным персонажем готской истории и предком шведов. Имея в виду Замолксиса и его проповеди в русле пифагорейской школы о переселении душ, Магнус провозглашает: «Надежные лица засвидетельствовали, что готы много больше других народов были прославлены своей премудростью и разумением и уже на заре истории приняли от высокоученых мужей идею о бессмертии души…»[7]

. Мысль о Замолксисе как предке шведов получила дальнейшее развитие у шведских историков XVII века. Нордстрем приводит высказывание известного шведского историка Иоанна Мессениуса (1579–1636), который в 1614 г. назвал Залмоксиса первым шведским законодателем («…primas ferme Suecorum Gothorumque Leges a Zamolxe conditas…»). Особого расцвета, по словам Нордстрема, подобные фантазии достигли в русле рудбекианизма, сохранявшего место влиятельного течения западноевропейской исторической мысли до середины XVIII века. Еще шведский поэт и литератор О.Далин (1708–1763), опубликовавший в период 1747–1761 гг. трехтомную историю Швеции, основанную на самой безудержной фантазии, причислял Залмоксиса к предкам шведов. Римская история также не избежала попыток И.Магнуса «объединить» ее с готской, каковая для него была идентична шведской истории. Так, он доказывал, что римский Марс, по сведениям некоторых античных авторов, был рожден среди гетов, т. е. среди готов, и, следовательно, Марс – готского происхождения. Поэтому, согласно Магнусу, в римском Марсе следует видеть не кого иного, как Одина[8]

(таким же образом норманнисты пытались в древнерусских Перуне и Волосе видеть скандинавских Тора и Одина, причем с такой же «научной» обоснованностью).

Взгляды Магнуса стали методологической основой для многих поколений шведских историков. Например, пастор Якоб Гислонис (ум. 1590) в кратком историческом компендиуме по мировой истории «Chronologia seu temporum series…», опубликованном после его смерти в 1592 г., сообщал, что «готы, или шведы» пришли из Скифии в Скандинавию, а оттуда расселились по разным землям и назвались разными именами[9]

. Но даже в подобных хвалебных писаниях Гислонис ни словом не упомянул о таких шведских подвигах, как основание древнерусской княжеской династии и древнерусского государства, не названы им были и имена летописных древнерусских князей – все это выходило даже за рамки его необъятной фантазии. Идея об основоположничестве предков шведов в древнерусской истории произрастет от корня шведского готицизма позднее, в XVII в. Латвакангас, внимательно изучавший все факты упоминания русской истории в шведской историографии, отметил, что в шведских учебниках по истории, издаваемых в XVI – первой половине XVII в., собственно России никакого внимания не уделялось, разве что в рамках традиционного курса мировой истории, который преподавался, например, в Упсале или в Обо.

Также и немецкая традиция XVI–XVII вв., или шире – традиция общеевропейская, которой следовала и Швеция, в рамках своих знаний о мировой истории ничего не знала о связи Швеции с древнерусской историей. Имя русов упоминалось либо в контексте фантазий готицизма о «мировых» завоеваниях гото-шведских королей вообще, либо в трудах обобщающего характера с указаниями на генетическую связь московитов с роксоланами (Карион). Сражения против русов упоминались часто вкупе со сражениями против датчан, что наводит на мысль о существовании русов и по соседству с датчанами, на южнобалтийском побережье.

Более того, в это же время публиковались работы немецкоязычных авторов, где говорилось о варягах как населении Вагрии. Выше уже упоминалась «Космография» Мюнстера. Отождествление Мюнстером варягов с ваграми, причем дополненное упоминанием их главного города Любека, не вызвало в европейских образованных кругах никаких нареканий, из чего проистекает вывод: в XVI в. в европейской исторической науке еще не существовало идей о «германстве» варягов. Это тем более очевидно, что Мюнстер был крупным ученым своего времени, Мюнстер был знатоком исторического прошлого Германии, основной задачей труда Мюнстера было отыскание фактов, которыми можно было бы прославить германское имя, и Мюнстер не знал никаких варягов, связанных с «германским» именем. Позднее о варягах как ваграх писал и современник Мюнстера, дипломат Сигизмунд Герберштейн: «…Русские вызвали своих князей скорее из вагрийцев, или варягов…», издавший свои «Записки» через несколько лет после выхода в свет труда Мюнстера[10].