Призыв ведьмы. Часть четвертая (СИ)

Роар пил уже третий кувшин цнели, но легче не становилось. Опьянение было слабым, даже более того — почти никаким. Хотя обычно такого количества вполне хватало, чтобы голова стала плохо соображать. Мысль метнулась к Хэле и её огненной воде… Хэла… и скрутило, стало мерзко, тошно.

— Ты что делаешь? — спросил Элгор, заходя в комнату старшего брата.

— Пью, — глухо отозвался Роар.

— Это я вижу, — сказал брат, становясь перед ним. — Какого рваша ты творишь? Завтра надо быть трезвым.

— Нет, — отозвался митар. — Плевать. Я буду пьян. Потому что на трезвую голову я не смогу смотреть на происходящее.

— Ты ошалел, Роар? — возмутился Элгор. — Сколько ты уже выпил?

— Какого тебе от меня надо?

— Ты очень вовремя решил устроить истерику.

— Что я решил? — взметнулся Роар, встал так резко, что кресло отъехало на шаг назад.

Элгор стоял перед ним, смотрел в глаза, кажется вполне был готов к тому, что старший брат его ударит.

— Ну, уж простите, — прохрипел митар, — что я не такой как ты и Рэтар, не умею спокойно воспринимать подобное, что меня скручивает и воротит от несправедливости и от…

Он запнулся, его практически выворачивало — рваш… Хэла. Рэтар будет пороть Хэлу.

— Как он мог вообще? — выдавил из себя Роар.

— Как он мог? — взвился Элгор. — А что нужно было делать? Палач великого убил бы её. И ты, ты это прекрасно знаешь!

— Хэла спасла ему жизнь, он не стал бы идти против высшего закона мира, — мотнул головой митар, хотя сам понимал насколько эти слова бесконечно наивны. — Мы бы после отправили её к магу.

Элгор усмехнулся:

— Кажется ты уже очень пьян, потому что глупым вроде никогда не был, — съязвил младший брат. — Ему плевать на этот закон. Только нам не плевать, только мы с ним носимся, а он творит, что хочет. И убил бы Хэлу не он, а его палач. А он только развёл бы руками. Мага позвать? Ты шутишь? Роар…

Бронар выпустил воздух, повёл головой, нахмурился.

— Только вдумайся — великий эла, который обязан жизнью чёрной ведьме! Это же… такого не было никогда и не должно было быть. И Рэтар… — он говорил с болью. — Ты правда думаешь, что Рэтар спокойно пошёл на это? Как у тебя вообще…

— А ты бы смог сделать такое? — обречённо прошептал Роар.

— Не знаю, — честно ответил Элгор.

— Я бы не смог. У меня не поднялась бы рука на… — митар хотел сказать Милену, но запнулся, потому что только от одной мысли о возможности чего-то подобного у него всё умерло внутри, — на Хэлу, а у него…

— Поэтому он всё ещё феран. А ты митар, — отозвался младший брат.

— Что? — выдохнул Роар.

— Ничего, — фыркнул Элгор. — Рэтар давно бы уже мог снять с себя титул ферана и отдать тебе. У него есть права на это и великий эла не посмел бы противиться. Ты получил бы титул, а он стал бы тэяром Горанов. Он сделал бы это, если бы ты в такие вот моменты не ныл, не впадал в истерику, не пил, пытаясь забыться, а собирал себя и делал то, что должно. Рэтар феран, потому что он переступает через себя, в тысячный раз, делая то, что обязан, а не то, чего бы хотел.

Элгор рыкнул, ударил кулаком по столу и вышел из комнаты Роара:

— Давай, пей, это то, что надо! Особенно, когда тану нужна поддержка и наши трезвые головы, — зло бросил бронар и вышел вон, хлопнув дверью.

Всё это время Роар рвал себя на части, переступая через себя. Он словно гнил, впитывая в себя эти происходящие вокруг разложение, лицемерие.

Так было всегда?

Роар понять не мог, как так случилось, что раньше его всё устраивало и почему он ничего не замечал. Как раньше удавалось не видеть всего этого паршивого гниения, да ещё и спокойно существовать в нём.

Нет, великий эла никогда ему не нравился. В глазах изарийского митара он мало чем отличался от своего отца.

Роар отчётливо помнил эти худющие, цепкие пальцы, которые лежали на его мальчишечьей шее, впивались больно и зло, шёпот этот жуткий, спрашивающий, нравится ли мальчишке его новая мать. Усмешка в безумных глазах правителя и ярость в глазах стоящего рядом танара. Роар не мог ответить правду, тогда он солгал. Великий удовлетворённо кивнул, потом больно схватил за волосы и напомнил, что лгать нельзя, за ложь будет наказание. Роар тогда кивнул, сказав, что не лжёт великому и никогда не посмел бы, а от боли в глазах стояли проклятые слёзы.

Вокруг были все эти взрослые и никто из них ничего не сделал и даже не пошевелился, никто не заступился, даже отец. Когда великий его отпустил, Роар подошёл к новой супруге Рейнара и та, когда эла отвернулся, погладила мальчика по голове. Потом она была вынуждена пойти за Эарганом и отцом Роара, вслед правителю. На плечо легла рука Рэтара. Тан слегка сжал пальцы, в знак поддержки и взглядом, давая понять, что плакать нельзя.

Потом этот отвратительный безумец умер, а его место занял нынешний эла, в обход двух своих старших братьев.

Один из них был безумен, как отец, слаб и страдал припадками. В приступах он терял сознание, глаза его становились пустыми и безжизненными, а после он несколько дней приходил в себя, словно каждый раз заново учась соображать и говорить.