Про девушку, которая была бабушкой

– Эй! – на пороге стояла Маша. – Там к тебе клиент пришел.

– Какой клиент? О господи! – Я рванула в прихожую.

Гости съезжались на дачу…

В одной руке у Жени был небольшой изящный букет, коробка с пирожными, в другой руке – пакет, из которого торчало горлышко бутылки шампанского.

Я протиснулась к Жене через бдительных родственников, державших приступ, поцеловала в щеку:

– Здравствуй! Цветы? Как мило, спасибо! Проходи! Разуваться не надо. – Повернулась к отряду самообороны. – Пожалуйста, зайдите все в комнату! Нечего здесь толпиться. – И снова обратилась к Жене: – Тут у нас небольшая заварушка. Маленький филиал сумасшедшего дома. Я тебя сейчас с детьми познакомлю, – говорила я и тянула его за руку.

На мое предложение присесть никто не откликнулся. Все так и торчали столбами в центре комнаты.

– Женя, это мой сын Данила, его жена Маша, Любовь Владимировна, мать Маши. А это мой старинный школьный друг Евгений Евгеньевич, мы учились в одном классе.

– Как это? – У Любови Владимировны отвисла челюсть.

– В дурдоме, наверное, – сказала Маша.

– Вы кто, собственно, такой? – спросил Даня.

– Очень вас попрошу! – строго начала я. – Вести себя культурно! Женя, они хорошие дети, воспитанные… в привычных обстоятельствах.

– Я понимаю, – спокойно ответил Женя. И обратился к Любови Владимировне: – Вы не могли бы забрать у меня?

Женя так и стоял с цветами и презентами. Он безошибочно выбрал человека, которого требовалось срочно занять делом.

– Спасибо! – поблагодарил Женя мою сватью, которая, чуть помешкав, не найдя куда пристроить полученное от гостя, отправилась на кухню. – Меня зовут Евгений Евгеньевич Уколов. Я действительно учился с Александрой Петровной Калинкиной в одном классе.

– Опять! – всплеснула я руками. – Не величай меня по имени-отчеству! Я чувствую себя как Кузьма, сын их друга Вани, – махнула я в сторону детей. – Мало того, что дали ребенку нелепое имя, так еще и, фан такой, называют Кузьма Иванович. Было смешно, когда ему было два годика, но в десять лет? Никто не поинтересовался, нравится ли это ребенку. Помните песенку из мультика про капитана Врунгеля? Как вы яхту назовете, так она и поплывет.

Данька, ты в детстве считал, что Врунгель – от «врун», и утверждал, что капитану нельзя верить.

– Откуда ты знаешь про Ваньку и Кузьку? – спросил меня сын. – И… про Врунгеля?

– Она хорошо подготовилась, – вместо меня ответила Маша. – Аферистка со стажем! Шпионка!

– Шпионка здесь не я. – Нервно хихикнув, я извинилась перед Женей: – Прости!

– Ничего.

– Хватит! – повысил голос Даня. – Мне все это надоело! Я хочу знать, где моя мама!

– Они нервничают, – мне почему-то требовалось все время извиняться перед Женей. – Стресс, сам понимаешь. А речки нет, поплавать нельзя. В ванной не то, даже если по очереди. Может, им попрыгать?

– Послушай, ты! – Данька шагнул ко мне.

Губы у него были поджаты, кулаки стиснуты, намерения кошмарны.

Женя тоже выдвинулся вперед, закрыл меня спиной:

– Давайте будем сохранять спокойствие, Данила!

– Пошел вон!

– Даня! – заорала я. – Ты ведешь себя как последний идиот!

– Где моя мама? Спрашиваю в последний раз! – Данька тоже кричал.

– Не исключено, – примирительно ответил Женя, – и даже весьма вероятно, хотя и совершенно не вероятно, что ваша мама и есть эта девушка. Я, например, приял сей факт, не предаваясь анализу.

– Мне плевать, что вы приняли или не приняли! Шпион вы, клиент или хвост собачий! – Данька и не подумал снизить голос.

– О, ужас! – сокрушалась я из-за Жениной спины. – Такое впечатление, что тебя воспитывали не в интеллигентной семье, а в бандитском притоне!

– Мне плевать на впечатление…

– Хватит плевать! О! У меня идея!

Мне казалось, что внезапно пришедшая идея исключительно замечательная.

Я бросилась к письменному столу, выдвинула нижний ящик, стала без разбора выбрасывать на пол бумаги. И продолжала сыпать фактами, которые должны были убедить Даньку, что я его настоящая мама:

– Помнишь, у нас была в детстве считалочка из стихотворения Некрасова: «Я был престранных правил, / Поругивал балет. / Но раз бинокль подставил / Мне генерал-сосед… / «… Не всё ж читать вам Бокля! / Не стоит этот Бокль / Хорошего бинокля… / Купите-ка бинокль!..» И как-то тебя спросила, почему не поинтересуешься, кто такой Бокль, хотела рассказать, что был такой английский ученый-историк. Но ты ответил, что бокля – это хромой человек с палочкой.

Мелькнула папка-скоросшиватель с прощальными сонетами Саввы. Именно она почему-то привлекла внимание Жени. Он поднял папку, открыл, стал читать, пролистывать. На его лице, я так называемым боковым зрением отмечала, появилось выражение как у любителя рыбных деликатесов (коим Женя и был), которому подсунули несвежие дары моря.

Наконец я нашла конверт со своими фото времен молодости, протянула сыну. Я забыла про надпись на конверте. Даня ее прочел: «Вскрыть после моей смерти».

У сына задрожал подбородок. Маша забрала у него конверт и тоже прочла. У Маши вырвался горестный, испуганный, с подвываниями стон.

Даня, запинаясь, прошептал: