— То есть как «не мутите»? Я людей терапевтически лечу, наших с вами советских граждан. Что ж, они должны весь день находиться в очереди в приемном покое, пока их примут, а я без дела сиди? У меня красный диплом, я куда хотите могла поехать, хоть в Москву, не говоря про родной Киев! А я сама сюда попросилась.
Главврач тоже не сдержался:
— Ждали вас в Киеве, а тем более в Москве, с вашей национальностью вместе. Скажите спасибо, что тут работаете. А то можно и по статье оформить. Или переведем в фельдшерско-акушерский пункт куда-нибудь на хутор в связи с производственной необходимостью.
Римма раскрыла рот. Но тут же закрыла, из кабинета вышла и дверью не хлопнула, хоть собиралась.
Пришла к Мирре с Иосифом — поделиться.
Мирра молчит.
А Иосиф говорит:
— Дурак твой главврач. А чего ты ожидала? Меня выгнали, а я и киноустановку достал, и ремонт после войны сделал, и музыкальный кружок организовал — из Чернигова однополчанина уговорил приезжать раз в неделю уроки давать по баяну. Я ж играю без нот, а он по нотам. Думала, тебе будет исключение? Запомни, исключений в таких делах не бывает.
Мирра Римму гладит по голове. А та Миррину руку отбросила:
— Вот из-за таких, как вы, евреев и гоняют. Нужно своим поведением доказывать, а не словами и рассуждениями. Я к вам не по поводу национальности пришла жаловаться, а просто насчет хамства обсудить. А вы на одно сворачиваете.
Тут от взрослого крика заплакала Эммочка. Римма взяла ее на колени — девочка сразу успокоилась.
— Полюбуйтесь, ребенок расстроился! Из-за чего? Из-за вашей узости, — припечатала Римма.
Чай пить не стали. Римма подхватила свою лаковую сумочку и ушла не простившись.
Иосиф засобирался на работу:
— Опаздываю. Не хватало, чтобы и отсюда попросили. Я тебе говорил, Мирра, не надо с Риммой дружить.
Вышел за калитку, прошел метров двадцать. Из-за дерева выступила Римма:
— Йосенька, не сердись. Я тебя до работы провожу.
— Нет уж, лучше я тебя домой отведу. Поздно.
— Ну давай.
Римма взяла Йосю под ручку. Без разрешения, между прочим. И пошли.
Римма говорит:
— Ты ведь на фронте был, Йося? И награды имеешь, мне Миррочка показывала. И еще евреи там были. И мой папа на фронте был, он по возрасту мог и не быть. Я поздняя. Он в санитарном поезде все четыре года под бомбами в огне.
— И что?
— А то, что весь советский народ воевал в одном строю. Мы с мамой и бабушкой были в эвакуации в Уфе. Бабушка читала в газете списки награжденных — вслух. И всегда плакала. А как еврейскую фамилию прочтет, так сильнее плачет. Мама у нее спросила: «Почему ты евреев всегда выделяешь? Остальных меньше жалко, что ли?» Бабушка ответила: «Всех жалко. Но все мне двоюродные, а евреи родные». Мама ее осудила. И я осуждаю. А ты осуждаешь?
Йося высвободил руку и сказал:
— Не осуждаю.
Подошли к дому. Римма помахала Иосифу рукой:
— Спасибо, дорогой кавалер! А все, что я говорила, забудь. Завтра начинаю новую жизнь.
Йося плечами пожал и пошел себе.
«Легкомысленная девушка», — нашел он правильные слова и успокоился.
С того вечера Иосиф переменил поведение. Снял салфеточку с аккордеона и повадился играть мелодии, преимущественно еврейские. Кстати, еврейские мелодии плохо поддавались аккордеону. Переливы разные, переходы, перетекания, а аккордеон все-таки массивный инструмент, даже прямолинейный. Потому, наверное, Иосиф достал из шифоньера скрипку — до того лет десять не трогал, как раз с до войны. Однажды выдал на скрипке «Добранич». Им на свадьбе, перед тем как молодоженам удалиться вдвоем, играл на скрипке и бубне эту мелодию последний в округе еврейский оркестр.
Мирра аж подпрыгнула за своими тетрадями.
Римма не заходила.
Мирра расстраивалась:
— Ну вот, обещала новоселье устроить, а не приходит.
Тут как раз родительское собрание в школе. От беспокойства Мирра спросила у квартирной хозяйки Татьяны Петровны насчет Риммы — здорова ли и вообще.
— Городок крохотный, а не вижу и не вижу. Специально зайти стесняюсь, вдруг оторву от важного занятия, — оправдывалась Мирра.
Татьяна Петровна успокоила:
— Цветет, как роза, ваша Риммочка. Я сама ее не вижу. На работе и на работе. Она отзывчивая — потому.
Мирра выждала еще недельку и сама отправилась к Римме. А у той коллективное чаепитие — шестеро гостей. Во главе стола главврач Назарук держит речь. Музыка играет, люди нарядные, цветы в вазах. Красное вино в бокалах — тонких-претонких, кажется, лопнут от тяжелого вина.
И Татьяна Петровна тут же:
— Смотри, Риммочка, Мирра тебя поздравить пришла.
Римма вся зарделась, но улыбнулась как на картинке.
Скоренько вышла из-за стола, прихватила Мирру за руку — и в переднюю:
— Мирра, ты не вовремя. Я же тебя не приглашала. Так не делается.
— Я волновалась, и Йося нервничал, и дети спрашивали. А какой у тебя праздник?
— День рождения. Но это не имеет значения. Мне с тобой некогда, я завтра забегу, поговорим. Не обижайся.
Мирра доложила Иосифу. Он не удивился.