Про Клаву Иванову. Елки-моталки. Над уровнем моря

Теперь почал проклинать тот Новый год, и братов своих, и тетку, и маму ее. Думал: может, теща тут виновата? Она перед дочкой увивалася, с шкуры лезла вон, только б выдать се за меня. А может, она ведала Валю и надеялася, что дочка переменится замужем? Но когда она приехала на целину проверить, как мы живем, и убачила, кто с нас прав, то сказала мне: "Горбата! а выпрастае могила, а упертага - дубина. Лупи ее, Гена, лупи моей рукой!"

И другие люди, даже начальство, советовали применить физическую силу, но зачем мне соромиться? Валя и без сварки поднимет такой гвалт, как бы ее режут, и наполохае всех соседей. А может, главная причина поведения Вали та, что у нас не было дружбы до свадьбы, сустреч, от каких млело бы сердце, провожании, хороших обещаний, п что никто с нас за другим не упадал? Или то, что у нее два класса, и она никогда не читала ни газет, ни книжек? Тольки одно я поздно понял: ожениться - не упасти, не поднимешься, не отряхнешься. Ладно, я случайно оженился, на скорую руку, допустил ошибку в жизни, а если б Валя досталася другому?..

Самое тяжкое в моей семейной жизни было после, но от этих переживаний у меня часто такая великая нуда, что я рад все забыть и поговорить с людями о другом, как в день приезда с радистом. Он сказал: "Тут хорошее место: зимой тепло, а летом рыбалка и природа". Я согласился, что горы, лес и вода создают здесь такую красоту, о какой нельзя не говорить, но говорить таксама нельзя, потому что нема таких слов. Он закричал "здорово!" и поглядел на меня, как гусь на блискави-ЦУ; будто не я эти слова сказал. Потом договорилися мы, чти я буду позволять ему ездить на тракторе и учить его, а радист рассказал, какой несчастный случай в этих горах. Близко уже десять дней человека с поломанными ногами не могут вытягнуть на чистое место. Я говорю: "Пойдем с тобой, вытягнем", - а он сказал, что сам об этом думал, только скоро прилетел вертолет, потому что распогоднлося. Вертолет слетал в горы, но никого не убачил, а я до темноты ремонтировал старый причеп, который тут соржавел под дождями. Лег в сарай на сено и заснул, как солому продавши...

Назавтра вертолет поднялся рано, до солнца, и побудил Белю. Я вскочил, как ужаленный, бачу, вертолет куда-то полетел, и там радист. Думал, они быстро привезут покалеченного, потому что здесь его чекал доктор, и, может, какая моя допомога потребна будет, а вертолета не было и не было, хотя я вес очи проглядел.

Часов в десять подошел к моему причепу доктор. Он давно тут ходил и смотрел на горы, откуда вылетит вертолет. Доктор назвал меня "юношь" и спросил: "Как вы думаете, почему они не летят?" - "Прилетят". - "Тут всего километров двадцать, а по прямой еще ближе". - "Добра", - сказал я и снова берусь за работу, но через минуту доктор снова до меня прича-пился: "Добре-то добре, но где они, где? Как вы думаете, юношь?" - "Сам очи деру". - "Может, они прямо в область? Только над нами бы пролетели, тут негде больше".

Доктор переживал, не утаивал от меня своего переживания, и я ему за это в душе говорил спасибо. "Может, они сели на гольцах и ждут, когда его вынесут?" А я николи по горам не лазил и не ведал ситуации. Думал себе, почему не вытягнуть человека? Если он туда залез, то и вылезти можно.

Они не прилетели до обеда. Меня накормила алтайка в крайней хате. Она была хворая, ее мужик ушел ратовать этого человека, а детей в хате было, как бобу. Я выскочил, когда заграмытало, но то был не вертолет, то под горой причалил катер с людьми. Вернулася экспедиция, какая шукала покалеченного в другом месте. Люди были всльми сердитые, потому что думали, инженер загинул, его река забила в каменнях. Доктор сказал, что хворый помирает на горах недалеко от Бели, а ихний начальник выкатил очи, как сова, обдернул френч и давай своих греть, а за что, не ведаю. Его послали куда следует и еще больше раздразнили. "Кто говорил, что надо разделиться? - кричал он. - Я говорил! Сколько дней пропало! А средств? Один вертолет возьмет три тысячи, это самое меньшее! Вы поняли мою, мысль?"

Он побег до дома радиста, но тут же вернулся и снова стал кричать. А люди с экспедиции перекусили у палаток и попле-лися в гору, за березы. На месте остался только этот ихний начальник. Он долго брился, обчищался у палаток, мазал сапоги хромалином и все поглядывал на небо, как мы с доктором.

А я снова занялся причепом. Треба было надрастить бор-ты, чтобы возить сено с прилесков к озеру. Без бортов много не наложишь, да и растрясешь. За работой всегда мало думаешь, но теперь работа не клеилася, думка лезла в голову, да все та же. Вот тут гине человек, этому есть причина, есть виноватые, а у меня прямо на очах тоже человек загинул, моя Валя. И разом с ней и я половиной человека стал.