Про Клаву Иванову. Елки-моталки. Над уровнем моря

Вот оно в чем дело! Эсперантисты. И наши, кажется. А я думал, действительно иностранцы, туристы из княжества Лихтенштейн, как об этом кто-то сказал на Беле. Я не говорил на эсперанто с тех пор, как не стало моей Дашеньки. И хотя после ее смерти не встретил ни одного эсперантиста, эту публику, что сейчас болталась у больницы, не хотелось видеть - они подло вели себя на Беле. Для безъязыких иностранцев, возможно, такое поведение еще простительно, но эти-то все понимали! Тракторист, славный и глубокий парень, даже заплакал, когда те двое отказались подтащить больного к вертолету. Испугались дождя и горы "иностранцы из княжества Лихтенштейн"! Птичьи мозги и пустые души, вздумали замаскироваться с помощью этого искусственного языка...

Быстро вошла Нина Сергеевна. В глазах у нее стояли любопытство и недоумение.

- К вам просятся туристы, Савва Викентьевич. Они занимаются эсперанто...

- Знаю. Что они?

- Хотят за что-то извиниться перед вами, а в чем дело, не могу понять.

- Пусть извиняются перед больным.

- Они уже ходили к нему.

- И что?

- Он пх встретил нехорошими словами.

- Скажите, пожалуйста! А вроде культурный человек...

- Я вот тоже думаю, Савва Викентьевич. Так впустить их?

- Ни в коем случае! Дайте-ка мне перо.

Нина Сергеевна подала со стола авторучку и чистый рецептурный листок. Я написал. "Krom de la vero vi ekscias nenion de la mi. Adiau, gesinjoroj... Via "Koko" *.

- Передайте им, пожалуйста. И пришлите ко мне сестру Ириспе.

Подряд два неприятных посещения. Это много. В груди давило все сильней, и голова стала тяжелой. Часы на стене громко тикают, надо бы их остановить. Да, вспомнилось! "Гриль" на эсперанто значит "сверчок". А почему это так тихо в поселке?..

Вечером Лайма пустила по трансляции негромкую музыку. У меня репродуктор был выключен, но клубный громкоговоритель доносил звуки сюда. Манерный женский голос пел что-то легкое, пустое, и оркестр заполнял паузы банальными ритмами. Потом неожиданно музыка оборвалась, снова стало необычайно тихо. Только ходики тикали.

* "Кроме правды, вы ничего не услышите от меня. Прощайте, господа... Ваш "Петух". (Эсперанто.)

- Почему так тихо в поселке? - спросил я вошедшую Нину Сергеевну.

- Сегодня воскресенье. Кроме того, улица перекрыта. Леспромхоз распорядился. Уже два дня на нижний склад машины идут в объезд. А радио наш больной попросил выключить.

- Почему?

- Он странный. Долго морщился, а потом говорит, что видит, как эта певица выламывается перед микрофоном, строит глазки на заграничный манер, но выходит по-деревенски. А ему, видите ли, тошно. Странный парень!

- Ничего не странный, - возразил я, и Нина Сергеевна торопливо закивала головой. Сказать ей про главное? - Нина Сергевна!

- Да? - рассеянно отозвалась она.

- Видите на книжной полке зеленые папки?

- Вижу.

- Там мои материалы по базедовой болезни. Сорок лет работы. Это я на всякий случай.

- Успокойтесь, Савва Викентьевнч! Все обойдется. Я еще вчера послала машину в район.

- Дороги распустило... А зачем послали?

- Вам надо снять электрокардиограмму и вообще...

- Вы думаете, у меня инфаркт миокарда?

- Да нет, что вы! - испугалась она, и мне стало ее жалко. - Что вы!

- Идите отдыхать, Нина Сергевна. Спасибо вам...

Она ушла, и я попробовал забыться, преодолеть страх перед неизбежным. Почему я не попросил остановить часы? Они слишком громко стучат.

ОТ АВТОРА

На моем письменном столе давно уже обретается сухая щепка - маленький сколок с большого дерева. Она еще хранит едва уловимый аромат кедровой смолы. Стоит мне только взглянуть на этот простой сувенир, как я переношусь в глубокое и мрачное урочище Тушкем, на бурливую алтайскую речку Кыгу, на гольцы, на Телецкое озеро, и всякий раз меня охватывает волнение, с которым я не в силах сладить...

История, заставившая меня написать повесть "Над уровнем моря", произошла в Горном Алтае 7-17 июля 1964 года. Работая над повестью, я разместил события в реальном географическом районе и постарался соблюсти все главные обстоятельства. Однако эта в некотором смысле поисковая повесть не является документальной, "фотографичной", тождества ее героев с живыми участниками столь редкой и столь обыденной сибирской эпопеи нет - я воспользовался своим правом на домысел и отбор.

В том месте урочища Тушкем, где непридуманные герои этой истории срубили одним тупым топором тридцать шесть огромных деревьев, чтобы взлетел спасательный вертолет, я сделал на кедре большой затес и написал: "Здесь 17 июля J964 года группа обыкновенных наших парней... и т. д. Вот их имена...". И я считаю своим долгом перечислить в настоящей публикации эти имена, дополнив список теми, кто помог делу на разных его стадиях.