Про любофф в стихах и прозе

Веник ничем таким похвастаться не мог и утром заявил, что прокурорши его больше не интересуют. Зато волновали меня, особенно темненькая. В том, что консенсуса достигну и с ней, я не сомневался. Подруги и сестры, тети и племянницы передавали меня, как эстафету. Сын Неба не раз совершал «инцест» и с дочками, и с их мамами.

Добиваясь цели, я повсюду таскался с новыми знакомыми, однако уединиться с брюнеткой не получалось: предвидя адюльтер, вратарь не оставляла нас вдвоем. Наконец повезло. В отсутствие спортсменки я затащил богиню в море, и мы поплыли на фарватерный буй. С трудом добравшись до цели, девица ухватилась за скобу, и я начал атаку. Она не сопротивлялась. Будь под ногами земная твердь, пенетрация прошла бы на раз-два, но когда под тобой более десяти метров глубины, инстинкт самосохранения не вовремя подавляет остальные.

Время шло. Телка болталась рядом. Волны предательски разлучали готовые вот-вот сойтись тела. Я боролся с морем, эрекцией и женским равнодушием. Развязка наступила быстро. Руку, которой я держался за буй, сковала сильнейшая судорога. Я практически достиг цели, но организм, выбрав жизнь, начал избавляться от предназначенного брюнетке. Раздираемый болью и оргазмом, я закричал и вдруг услышал: «Вы тонете?» Рядом вынырнула голова в очках и шапке. «Голова» удивилась не меньше нас, встретив здесь посторонних. Кривясь от боли, я успокоил пловца, и тот погреб совершать моцион дальше. За ним к берегу уплыла и богиня, а я долго разминал руку, боясь отпустить спасительный поплавок.

Спустя год, в августе, я вновь оказался в Анапе. Уже опытный, жилье теперь я искал с понимающими хозяевами и, обходя частный сектор, нашел оптимальный вариант. Курорт там держали мать и сын-балбес, которому я без обиняков выложил условия. Парень понимающе усмехнулся и повел в глубь сада. Здесь под раскидистым орехом стояла хибара. Внутри царил курортный минимализм: диван, стол, стул. Дав хорошую скидку, он добавил:

‒ Дешевле комнату с кондером не найдешь!

‒ Где он? – я осмотрел обшарпанные стены.

‒ Здесь! – «сынок» подошел к окну и, отодвинув пыльную занавеску, ткнул пальцем в проем. Тот прошел насквозь. Стекло отсутствовало. – Всегда работает и электричество не жрет! – заржал он.

Проверив надежность ложа, я согласился.

Жилище быстро обрело популярность. Бабы разных возрастов, форм и размеров уверенно протоптали туда дорожку. Одна из «клиенток» оказалась советником юстиции 2-го класса и опять прокурором. Дама имела военную выправку, огромный бюст и харизму руководителя. Попробовав раз, она заявила:

– Завтра в это же время! Чтоб дома был!

Мое неприятие силовиков возмещалось любовью их женской половины, и часик за ней я оставил.

Приехал Веник. Встречу мы отметили в кафе, где засиделись до утра. Компанию нам составили молоденькие пэтэушницы, пьяные и глупые, поэтому вопрос, что делать дальше, не стоял. Пока то да се – рассвело. И тут я вспомнил, что прокурорша сегодня уезжает и перенесла рандеву на десять. Часы пропикали девять, а утомленная сексом аборигенка спала без задних ног. Я растолкал ее, и она сладко зевнула:

– Сначала еще раз, потом кофе и шампунь.

Ускоряя процесс, я поставил чайник и, пока он кипел, выполнил первое задание. Кофе пролетел так же быстро, а мытье головы, сушка и укладка заставили волноваться. Хронометраж трещал по швам, а девка, не торопясь, подводила брови. От безнадеги я попросил хозяйского сынка задержать юстицию.

‒ Что я ей скажу? – затупил он.

‒ Не знаю, спой, если в голосе!

Ровно в десять я выпихнул «ночную бабочку» за ворота. Улица, хвала небу, радовала пустотой. Завернув за угол, мы дошли до остановки, и подъехавшая маршрутка забрала прелюбодейку. Когда я вернулся обратно, посередине двора, никого не стесняясь, метала молнии прокурор.

Хозяйка как могла успокаивала буянку:

– Вот же он, а мне шепнула: – Повезло тебе!

Допросив меня где болтался, прокурор разомлела на еще теплом месте пэтэушницы и отдалась нахлынувшему чувству.

‒ Супер! Так страстно и долго! – похвалила бабенка и, всплакнув на прощание, добавила: – Как я теперь без тебя буду? Ума не прилажу…

«Просто кончить не мог», ‒ чуть не ляпнул я.

Через год прокурор сама подошла на пляже:

‒ Ты все там же? Вечером зайду!

‒ Боюсь, мой новый друг не поймет это!

‒ Какой друг? Ты гей? ‒ и, скептически оценив Веника, она ретировалась. Тот давился от смеха.

Попав на вечный «праздник жизни» я не мог сдержать эмоций:

Опять один и слава Богу!

И все приходит понемногу,

К той постоянной суете –

И летом жизнь летит ко мне!

Я не большой знаток прогнозов,

Но знаю то, что нужно мне:

Дай Бог, дожить бы до морозов

И жизнь в привычной колее.

И снова лыжи, солнце, горы,

Все то, что греет сердце мне,

А летом: ветер, волны, море,

И счастлив жизнью я вполне.

Зачем мне должности и злато,

Всегда быть сверху на коне,

Когда для жизни мало надо –

Гармонию найти в себе!

Ведь человек рожден для счастья,

А не расхлебывать ненастья,

Он приглашен на жизни пир –

Затем пришел я в этот мир!

Пройдет пятнадцать лет и, покидая «самый скверный городишко из всех приморских городов России», я напишу это: