Про любовь, ментов и врагов

– Я в звездочках разбираюсь, молодой человек, я же вдова командира. Это сегодня вы майор, а завтра наверняка полковником станете: это у вас на лбу написано. Я людей сразу вижу со всем их прошлым и будущим, все-таки огромную жизнь прожила. Ведь и бабушка ваша обладала этим даром?

– Да уж точно, – улыбнулся Шварц.

Как плохо не блюсти законы Шариата!

16 декабря 2004 г., утро

Дядя Вова был не в настроении. С утра была лавина известий об омерзительных происшествиях по их линии и именно в их районе, в центре столицы. В гостинице «Плаза» по пьянке во сне задохнулся иностранец, в здании по соседству с кинотеатром «Наири» двое неизвестных совершили разбойное нападение на квартиру и убили старенького профессора, а всего в десяти кварталах оттуда здорово избили путану. Еще с утра успел позвонить и изгадить настроение этот торопыга Гриша из республиканской прокуратуры со своими идиотскими версиями по поводу еще не раскрытого убийства Арама Лусиняна и угрозами посодействовать передаче дела в главное управление. На всё это уже не хватало людей, времени и здоровья и оставалось надеяться только на везение и талант своих ребят.

Когда поступило сообщение об убийстве профессора, Дядя Вова еще только минут пятнадцать, как приступил к организации осмотра гостиничного номера иностранца. Но первым приехать на место убийства – это незыблемый закон для начальников райотделов полиции, сохранившийся еще с советских времен. Так что пришлось Дяде Вове оставить Шварцу сто лет не нужные тому распоряжения и мчаться, невинно сквернословя, в профессорскую квартиру. А Шварц с молоденьким опером Варданом остались, продолжая вникать в обстоятельства смерти иностранца.

Приглашенные понятыми уборщицы этажа боязливо жались к стенке и громкими вздохами выражали сочувствие прибывшему представителю консульства Ирана. Благообразный представитель был одет в черное пальто, лицо скрывала обычная для республиканского Ирана щетина, которая в Армении воспринималась, как мужской траур. Так что дипломат гармонично вписывался в скорбную мизансцену бдения над усопшим.

Дородная дежурная по этажу взволнованно пересказывала, а Вардан протоколировал, что в обычное время, в 08:00, она вошла в номер, который выходил в гостиничный холл, прямо напротив её стола, чтобы разбудить иранца. И нашла его мертвым в постели – должно быть, задохнулся во сне. Тот был коммерсантом, подолгу жившим в этой гостинице и приезжавшим в свой номер, как домой. По его просьбе дежурная каждое утро будила его, так как бедняга имел обыкновение здорово пить вдали от своих шариатских запретов, вследствие чего терял связь времен.

– Вай, мама джан, какое несчастье, – сокрушалась украшенная, как ёлка в ювелирном магазине, дежурная и комкала в наманикюренных пальцах клетчатый платочек. Шварц угрюмо покусывал сигарету под левым резцом и предвидел сложности писанины в связи со смертью иранскоподданного. Отпустив понятых и выдворив из номера и дежурную, он предупредил её, чтобы не уходила. Потом вежливо распрощался с сотрудником консульства, походил вокруг кровати в жарко натопленном номере, ещё раз поворошил тумбочку, чемодан и коридорный шкаф и выслушал зафиксированные коллегой факты. Затем повторно осмотрел начинающий покрываться пятнами труп.

– Лупу! – громко скомандовал он, и Вардан обалдело уставился на него. – Пинцет! Вардан участливо спросил:

– А ланцет, товарищ майор?

– Нет, ланцет пока не нужен, – объявил после долгой паузы Шварц и рывком открыл дверь. Впритык за дверью стояла дежурная.

– Я подумала, может, вы кофе хотите? – спросила она, громыхнув серьгами, и Шварц искренне согласился.

Сидя за сервированным дежурной кофейным столиком в номере нарушителя шариатских законов, Шварц выслушал очередную обойму анекдотов Вардана. Тот обладал уникальной и весьма востребованной в райотделе способностью рассказывать анекдоты по каждому случаю. А после недавней схватки с грузинскими гастролерами-грабителями пункта обмена валюты и проникающего ранения в селезенку, годился пока только на это и на протоколы.

– Приходит сынок апаранца домой, а у него в ухе серьга. «Ты что, сукин сын, – удивляется апаранец, – разве не знаешь, что серьги в ухе носят только пираты и педики? Вот я сейчас открою входную дверь и башку-то тебе непременно отверну, если за ней не окажется корабля с черным флагом!»

Шварц улыбнулся, а дежурная в коридоре прыснула.

Апаран был высокогорным районом Армении, заселенным выходцами из западноармянского Муша. Неприступный для турок до самого 1914 года, когда был объявлен османский закон об изъятии личного оружия у армян и их поголовной демобилизации на строительство Багдадской железной дороги (где они и были массово перебиты), Муш оставался мерилом национальной стойкости. Выжившие после пешей депортации из Муша женщины, старичье и малыши осели на востоке армянской земли, где горный ландшафт походил на Муш в том числе высотой в две тысячи метров над уровнем моря.