Про людей и звездей

Уля поплелась к себе. Пролистала ежедневник с темами отдела, заглянула в папку «запас» в своем компьютере. Можно было и не листать, и не смотреть. Она и без того знала: ничего, чем можно было бы забить разворот, у нее нет. Может, сходить в отдел переводов и попросить Артура с Сонькой пошарить в Инете и содрать из «Sun», «Daily Mirror» или «News of the world» скандальчик про какую-нибудь импортную звездюльку? Нет, не пойдет. Еще на подверстку зарубежная знаменитость потянет, а в качестве главного материала Габаритов иноземцев не пропустит. У него девиз, как у героя фильма «Игрушка», владельца всяких там газет, заводов, «толчков», пароходов: «Французы любят французских покойников». А русские, выходит, русских. И тут Асеевой пришла в голову гениальная мысль: «А что, если Махалова размахать не на две полосы, а на четыре?» Текст она мигом хоть до десяти килобайт соорудит. Делов-то – залезть в присланный Антоном по электронке файл с его готовящейся к изданию книгой «Секс-исповедь звезды» и скопировать оттуда пару-тройку глав.

– А фотографий Махалова в архиве – хоть жопой ешь! – вслух подбодрила себя Уля. – Причем с разными бабами: он любит телок потискать.

Асеева уже направилась к верстке, чтоб поделиться с Романом своей суперидеей, но на полпути затормозила. Самостоятельно ответсек решение о замене материала принимать не станет – пойдет к Габаритову. Уж лучше Уля сделает это сама. Юли в приемной не было, и Асеева постучала в закрытую дверь кабинета шефа. Тишина. Постучала еще раз, громче. Дверь распахнулась так резко, что Уля отскочила.

– Чего тебе? – буркнул Габаритов, потирая короткопалой широкой ладонью помятую, заспанную физиономию.

Уля изложила, «чего ей».

– Пусть остается Пепита. Дуговская права: мы твоим Махаловым народ уже до сблева накормили. Хватит ему и двух полос.

– Но, Алиджан Абдуллаевич, – заканючила Уля, – Пепита же после этого нам ничего сливать не станет.

– Ну и не надо! – окончательно проснулся Габаритов. – Она что, одна на всю тусовку? Другого кого найдешь. А то завела знакомство с тремя уродами: Пепитой, Баксовым и Махаловым – и суешь их во всякую дырку! Вон учись у Дуговской: у нее пол-Москвы в осведомителях ходит, а она все новых и новых вербует.

Такого Асеева стерпеть не могла: чтоб ей ставили в пример Дуговскую!

– Да чего ей не вербовать-то? С ее-то контингентом! Пусть она попробует хоть раз какую-нибудь звезду на скандал раскрутить – а я посмотрю, как у нее получится!

– Получится, получится, – заверил Габаритов. – Ты думаешь, они с тобой, Улей Асеевой, что ли, дружат? Они с газетой дружить хотят. Вот выпну тебя из редакции, никто из них даже имени твоего не вспомнит, а звонить и на тусовки будут звать того, кто твой стол займет.

– Но я… – растерялась Уля и тут же нашла последний аргумент: – Я на агентуру почти ничего не трачу, мы только барменам, швейцарам и администраторам в ресторанах и отелях платим, а Дуговская каждый месяц сумасшедшие тыщи по ветру пускает!

– Не твоя забота, – оборвал Улю Габаритов. – Все, иди и делай, что говорят.

Уля поплелась в фотоотдел. Надо рассказать Булкину все как было: как он пьяные сопли в кафешке размазывал, как Пепита его на себе тащила и как гад Тюрин ее за это «отблагодарил». Конечно, Алексей про спасательную операцию у «Пушкинского» ничего не знал и про то, что Пепиту снимать не надо, его никто не предупредил – ну забыла ему Уля сказать, забыла! – но все равно Тюрин сволочь.

Булкина на месте не оказалось. Он с корреспондентом из отдела Дуговской уехал то ли в Обнинск, то ли в Троицк и в редакции появится только вечером.

«Ну я сделала все, что смогла, – успокоила свою совесть Уля. – Значит, так Богу угодно, чтоб Пепита в завтрашнем номере вышла». В Бога Уля не верила, в церкви бывала лишь тогда, когда отпевали кого-то из знаменитостей (чтоб написать о панихиде репортаж), но когда требовалось свалить с себя вину, всегда прибегала к догме: «В этом мире от нас ничего не зависит». Зато напомни ей об этой «палочке-выручалочке» кто-то со стороны да еще в момент, когда Асеева была на коне и чувствовала себя владычицей мира, она бы взвилась: «Вы все, может, и черви, как пишут в вашей Библии, а я сама свою судьбу делаю: своими мозгами и трудом!»

Однако сегодня ей было выгоднее считать себя пылинкой и соринкой.